Я мгновенно обернулся. Так и есть. С перекошенными лицами Рая и Стелла будто соревновались друг с другом, кто кого перевизжит. Я бы и дальше с удовольствием за ними понаблюдал, но как раз в этот момент сидевший ко мне боком Роман Левит привстал, ужасающе хрипя, и стал ногтями раздирать свою грудь. Лицо его посинело — это было видно даже с моего места. Левит согнулся в три погибели и, опрокинув стул, упал прямо на пол. От визга девиц звенело в ушах.
— Что там случилось? — воскликнула Вероника.
Я вскочил с места и на правах старого знакомого бросился к Левиту, которого со всех сторон стали обступать люди. Растолкав их, я оказался около толстяка.
— Тихо! — рявкнул я на девиц.
Они испуганно смолкли. Я наклонился над упавшим, глаза которого были плотно зажмурены, а рот перекосился в беззвучном крике. Он был подозрительно тих, этот толстяк.
Я пощупал его пульс. Потом поднял ему веко и посмотрел белки.
Роман Левит был мертв.
Глава 2
ЗОТОВ
1
Всю жизнь Роман Левит старался дотянуться до тех людей, которых он считал НАСТОЯЩИМИ. С большой буквы. С ударением. С правом. С почтением в голосе. С паузой перед фамилией. И с аплодисментами, естественно, после нее…
Тех, кого знают, и не просто знают, а помнят наизусть все. Тех, кого боятся, и не просто боятся, а ужасаются все. Тех, кого любят, и не просто любят, а обожают все.
Одним словом, их — НАСТОЯЩИХ!
Всю жизнь он старался дотянуться до них, но каждый раз что-то мешало. Какой-то пустяк, какая-то обидная до слез мелочевка вдруг возникала на его пути, и гигантские, с трудом построенные комбинации и цепочки начинали лопаться, как мыльные пузыри. И бедняга оставался ни с чем. А жаль, ей-богу жаль! Ведь он был неплохой мастер всевозможных комбинаций, этот самый Роман Левит.
Но, видно, не судьба.
Посудите сами. Вот бегала по соседней улочке вечно пыльного, Богом забытого Харькова девочка Милка, которую молодой, полный мальчишеского задора Ромасик частенько лупил, и вдруг, словно где-то взмахнули невидимой волшебной палочкой, нет больше чумазой Милки, а есть знаменитая актриса Гурченко. Знаменитая! Она есть, а его, Ромасика, рядом нет. Почему?! Ведь они же вместе носились в коротких штанишках… Впрочем, пардон! Сейчас уже Левит точно не помнил — были ли на Милке штанишки или нет.
А вот другой случай. Ромасик подрос, стал Ромушкой и стал, естественно, студентом, как это было принято в шестидесятые. Поступил он с трудом, частенько потом намекая в пьяных студенческих компаниях, что пострадал из-за «пятой графы», но это было не совсем так. Вернее, совсем не так. Просто — плохо знал математику. Но говорить вслух о «пятой графе» считалось модным, а Левит старался от моды не отставать. Так родилась легенда, и он ее старательно поддерживал, впрочем, абсолютно бескорыстно. Итак, он стал студентом и, как все остальные студенты, любил вечерком наведаться к девчатам. Выпить, поболтать, поспорить о смысле жизни или просто повыпендриваться перед остальными, радостно ощущая, как бурлит молодая кровь, когда поверженный или осмеянный соперник с позором удаляется или умолкает. Здесь же, в общежитии, Ромушка познакомился с таким же, как и он, парнем, этаким молодым петушком. Все звали его Витек. Витек как Витек, ничего особенного. Правда, болтлив не в меру, но это ничего, это не запрещается, когда тебе всего два десятка. Эх, судьба!.. Ну за что же ты так Ромушку? Был Витек, парень, как парень, вместе водочку пили, вместе баб охмуряли, и на тебе!.. Нет больше Витька, а есть Виктор Иванович Мережко, прошу любить и жаловать. В очках и при бабочке. День и ночь на голубом экране. Всегда корректный, с улыбкой, все понимающий. Дамский угодник и баловень судьбы. Виктор Иванович-то есть, а Ромушка где? Тю-тю! А ведь из одного стакана пили бывало… Почему так, Господи?!
И так всю жизнь. Только что рядом с тобой человек как человек, простой, как три рубля, понятный, как таблица умножения. Только что он рядом, и вдруг его уже нет. Нет! Исчез! Взлетел! Взметнулся!..
Был человек, а стал НАСТОЯЩИЙ. С большой буквы. С ударением. С аплодисментами и так далее. Но почему он, а не ты, Роман Левит?! Ведь это у тебя была хватка, практичность, усердие! И все-таки он, а не ты.
Господь, Дьявол, Рок, Судьба, дайте ответ!
Молчат. Не дают ответа. А может, его и нет, как в той бессмертной гоголевской вещице? Не знаю.
Ну и ладно! Не хотите отвечать и не надо. Только поймите одно — обидно ведь Роману Левиту. По-настоящему обидно. Еще можно было бы понять, если бы такое случилось раз или два. Ну, в крайнем случае — три! Тогда можно было бы где-нибудь в теплой компании, после третьей, развалившись, закинув левую руку на соседку, взмахнуть правой, привлекая к себе внимание, и, дождавшись тишины, по-барски лениво, как бы нехотя, зевая, рассказать, как ты с ним, с шельмой, с этим — тут неплохо бы ткнуть вилкой в экран, где торчит улыбающаяся рожа, скажем, того же самого Витька, — как его, а впрочем неважно (здесь обязательно надо выдержать паузу, чтобы соседи могли оценить твой уровень знакомства, а следовательно и тебя самого — вот оно, вот!), так вот, был случай, как ты его взял «по бабам», и что из этого вышло… Это понятно. Это даже хорошо. Это даже очень по-нашему.