К тому же, если в бренди был яд, другие бы тоже почувствовали симптомы… если только смертельный яд не положили только в его стакан. И любой мог подмешать его — Риз, даже Гордон. И эти двое могли завлечь его в ловушку, собираясь для вида поймать негодяев на ферме.
Он подумал о многом, утопая в подозрениях. Он не мог доверять никому: ни викарию, ни Натаниэлю, ни даже Келлин.
Он поднялся, чувствуя стук сердца, отдающейся в ушах.
— Риз, — позвал он через открытую дверь.
Когда мужчина пришел, Чад схватил рукоятку пистолета, заткнутого за пояс.
— На викария напали, — сообщил он.
— Отведи его внутрь и очисти его рану.
— Что-то не подтвердилась ваша теория, милорд, — бармен вышел на террасу. Чад наблюдал за ним, ища признаки предательства, но Риз лишь помог викарию подняться.
Граф провел их в столовую и взял оловянно-свинцовый подсвечник с буфета. Обойдя стол, он также захватил с каминной полки кремень и трутницу.
— Ты и Гордон останетесь здесь, — сказал он, когда Риз и викарий, наконец, зашли.
— Позаботься о Тобиасе и Рейчел.
— А вы куда собрались?
Чад остановился у выхода.
— Мне кажется, я знаю, где найти мисс Сент-Клер.
Но кто будет с ней? Бандиты с фермы на болотах? Грейди… или Келлин? Не в силах ничего узнать, он прошел по террасе, спустился по лестнице, шагая сразу через две ступени, и помчался к теплице.
Во сне Софи чувствовала покачивание океана под собой. Он словно швырял ее, как бревно. Сильный ветер дул прямо в лицо, терзая ее, словно иголками. Ее желудок поднимался и опускался в одном ритме с качкой, а нос и рот были полны горечью и соленостью. Затылок пульсировал от боли.
Не помогало то, что она понимала: это всё сон. С каждой волной ее паника росла. А если она окажется в море? Если ее засосет в Дьявольский водоворот? Если она расшибется о скалы? Чад уже должен был оказаться тут. Должен был поцеловать и пробудить ее, обнять и шептать слова утешения спокойным, низким голосом. Голосом, говорящим прямо с ее сердцем, с ее душой.
В любую минуту он мог разбудить ее, и они занялись бы любовью, похоронили бы свои страхи в экстазе. Соединившись телом и сердцем, они бы отбросили все ошибки, ложь и опасность. В любую минуту…
Она попыталась представить себе его. Наполнить свой сон его сущностью и силой. Но она осталась одна, совершенно одна в большом, бушующем море. О, это всё ее вина. Она его оттолкнула. Назвала его лжецом.
Но разве она сама не солгала в некотором роде, говоря, что никогда не поверит ему снова, никогда не полюбит?
«Софи. Открой глаза».
На мгновение ее сердце подпрыгнуло. Но нет. Хотя и ужасно напоминающий голос Чад, этот голос принадлежал не нашедшему покоя духу его отца. В библиотеке лорд Уайклифф пытался передать ей важное сообщение: его убил не только пожар.
Она постаралась открыть глаза, но ее веки словно свинцом налились. И головная боль становилась невыносимой.
«Борись, Софи!»
Собрав силы и волю, она сумела приоткрыть глаза. Над ней нависли серые облака. Белые брюшки чаек мелькали и головокружительно метались по кругу. Слева от нее обзор закрывала гранитная стена. Руками она почувствовала деревянную поверхность. Девушка тут же загнала занозу в средний палец, и боль тут же ударила в голову.
Это не сон.
Тихие голоса едва слышались среди шума волн и криков чаек. Эти голоса ей были знакомы. Она им доверяла. Прежде. Софи покрутила головой по сторонам, морщась, задевая больное место под волосами. Резная деревянная обшивка обрамляла небо над ней, мачта то попадала в поле зрения, то исчезала. Она лежала на дне лодки.
В мозгу промелькнула целая серия картинок. Рапира. Поспешная прогулка через сад. Темный, продуваемый насквозь туннель. Потом вспышка света. Облака. Волны. Загорелое лицо, обрамленное растрепанными, рыжими волосами. Моряк-ирландец. Потом она почувствовала боль и провалилась в темноту. Это всё ей приснилось? Было ли то сообщение, которое пытался передать ей лорд Уайклифф, истинным, или это всё происходило в ее воображении?
Лодочка опустилась, и она увидела силуэт. Человека, одетого в золотой и темно-красный шелк, триумфально глядящего на нее.
Софи сумела произнести лишь одно слово: — Мэг.
Чад пробирался по туннелю, видя краем глаза, как мерцающая свеча отбрасывала гротескные тени на стенах. Иногда ему казалось, что он заметил фигурку в лохмотьях, которую успел довольно хорошо узнать, и иногда будто слышал тихий звук шагов маленьких ножек позади себя. Но теперь он понял, что не следовало бояться привидений. Настоящую опасность представляли живые.
Бледный свет просачивался над его головой. Его легкие горели, он задул свечу, поставил ее и вынул пистолет из-за пояса. Потом пополз к выходу из пещеры, готовый стрелять, если возникнет такая необходимость.
Выход на скалу открывал зрелище, от которого кровь застыла в его жилах, хотя он и ожидал чего-то подобного. Лодка Грейди больше не была привязана к волнорезу. И хотя парус всё еще не раскрылся полностью, суденышко качалось на волнах, борясь с надвигающимся приливом.
Ирландец стоял в центре лодочки, веслом лавируя так, чтобы не попасть на рифы возле берега. Вдалеке, едва различимое в дымке на горизонте, ожидало судно. Высоко на главной мачте колыхался красно-черный топсель[11]. С колотящимся сердцем Чад застыл, пытаясь понять, что всё это значит. Когда Грейди выйдет в открытое море и раскроет парус, то через несколько минут он окажется у корабля.
Моряк на мгновение наклонился, и Чад заметил Келлин, которая клялась, что не знает, где Грейди. Но где же Софи?
Лодочка опустилась, и он заметил клочок красно-коричневой ткани. Во что была одета Софи утром? В дорожное платье. В красно-коричневое дорожное платье.
Он подождал еще минуту, желая, чтобы Келлин рассеяла его подозрения, схватила второе весло и сбросила бы Грейди в море. Но она этого не сделала. Она сидела неподвижно, положив руки на сиденье с обеих сторон от себя, пока лодочка наклонялась и качалась, затянутая дьявольским приливом. Чад еще несколько раз мельком видел Софи. Проходя несколько ярдов вперед, лодка снова возвращалась к берегу. Если он поспешит, то сможет перейти вброд и добраться до них прежде, чем они выйдут в открытое море.
Он поднял пистолет, прицелился и вышел из пещеры: — Грейди!
Тот повернулся к нему лицом в то же самое время, как кто-то ударил Чада по спине между лопатками. От силы этого удара он упал на колени. Раздался крик с лодочки, и Чад увидел сапог, выбивающей пистолет у него из рук. Пальцы охватила ужасная боль. Оружие покатилось, остановившись на скалах изгиба волнореза. Услышав второй приказ, мужчина в потрепанных брюках побежал за пистолетом. Чад моргнул и увидел, что теперь в грудь целятся из его же пистолета.
— Натаниэль, нет.
Слуга ничего не говорил, возвращаясь от волнореза. Просто прицелился и смотрел в глаза Чаду блеклыми карими глазами.
Однако хуже всего было то, что голос, отдающий приказы Натаниэлю принадлежал ни Грейди, а Келлин.
Его другу. Другу его отца. Это доказательство ее предательства пронзило Чада.
— Он хочет нам навредить, Натаниэль, — кричала она.
— Ты должен выстрелить, чтобы остановить его!
— Ты не хочешь этого делать, Натаниэль, — говорил Чад настолько спокойно, насколько мог.
— Келлин ошибается, я твой друг. Я же всегда отправлял тебя домой до темноты, верно? А поступал бы я так, если бы желал кому-то навредить?
— Только днем, — мужчина остановился в нескольких футах.
— Верно, Натаниэль. Я всегда отправлял тебя домой до наступления ночи, — он протянул руку.
— Почему бы тебе не отдать это мне, а то еще поранишься.
— Пристрели его, Натаниэль!
— Мне не нравится нажимать на курок, — боль и нежелание показались на лице слуги.
— Уши болят. Не хотел, чтобы вы нажали на курок. Вы могли причинить боль леди.
11
Топсель — дополнительный парус, поднимаемый в слабый ветер над гафельным или рейковым парусом. Топсель может иметь треугольную или четырехугольную форму.
1. грот;
2. топсель;
3. стаксель;
4. кливер;