— Мне нужна одежда…
— Я принесла тебе платье из дома, но…
— Я в порядке, тетя Луиза, даю слово. Просто помогите мне одеться, и поскорее.
Спустившись вниз, Софи поспешила в столовую. Перед пустым стулом во главе стола стояла тарелка с завтраком. Только полупустая чашка кофе доказывала, что Чад здесь был. Она открыла дверь на террасу и вышла. Легкий бриз шевелил ветки кизила и фруктовых деревьев. Крики чаек смешались с чириканьем воробьев, крапивников и нескончаемым «кер-рик» одинокой крачки. Но на террасе и в садах никого не было.
Чувствуя. Что необходимо с ним поговорить, она зашла в дом, вышла в холл.
— Софи.
Она развернулась. Граф стоял на пороге гостиной, одетый в бриджи и сапоги, рукава льняной рубашки закатаны до локтей, воротник раскрыт, верхние пуговицы расстегнуты, чтобы не тревожить плечо. Он был свежевыбрит, челка сияющих золотых волос прикрывала заживающие царапины. По ее мнению, он выглядел… совершенным; она затаила дыхание и застыла, пока он снова не позвал ее.
Услышав его тихий, ласковый голос, она почувствовала, как наворачиваются слезы, и кинулась к нему. Стараясь не тревожить его рану, она остановилась перед ним, обняла его руками за шею и прижалась щекой к его щеке, а он нежно обнял Софи.
Всё, что она хотела сказать ему, забылось в одно мгновение, и она всхлипнула, чувствуя тепло его кожи и ткань его рубашки. Несколько мгновений они просто обнимались, он склонил голову к ней, щека к щеке, сердца, бьющиеся в унисон.
Наконец выпрямившись, он улыбнулся. Это улыбка осветила его глаза, словно рассвет солнца на вересковой пустоши, и наполнила ее ошеломляющей радостью. Потом он снова опустил голову и прикоснулся губами к ее рту. Он целовал ее основательно, с напором, как будто никогда не насытиться; он всё целовал, и целовал ее, пока ноги не ослабли, а тело не охватил жар. И теперь она осознала в своем сердце, что не сможет целоваться с другим мужчиной.
Он снова отступил, улыбаясь.
— Это, моя Софи, лишь начало… если ты мне позволишь.
Она, дрожа, прижалась к нему.
— Мы так мало говорили вчера, вернувшись с пляжа. Я боялась, что, возможно, ты не…
— Что такое? — спросил он со всей серьезностью. А потом продолжил хриплым голосом:
— Не хочу быть с тобой?
Нерешительно она кивнула и прошептала:
— Да.
— Как ты могла о таком подумать? — сердито спросил он. И снова крепко обнял.
— Никогда не смей думать о подобном, Софи. Никогда, — проведя руками по ее волосам, он поднял к себе ее лицо.
— Я прибыл в Пенхоллоу, желая искупить вину за то, что сделал, сомневаясь, что вообще заслуживаю искупления. Я не знаю, что случилось, но со временем, я всё делал, я рисковал лишь ради тебя. Желая стать тем мужчиной, которого ты заслуживаешь, которым ты сможешь гордиться. Ты понимаешь?
— О. да. И я горжусь тобой. Очень.
Он немного ослабил хватку.
— Я не говорил обо всём этом вчера, потому что мне необходимо было всё обдумать. Мое будущее еще неясно. Мне надо будет восстановить своё состояние, и это займет какое-то время. Но я сделаю это; даю слово. И когда я сидел и смотрел, как ты спала прошлой ночью и утром, я начал строить планы.
Обняв ее за плечи, он проводил ее в гостиную.
— Я собираюсь сдать в аренду мой городской дом и Грандвью, семейную резиденцию Уайклиффов. И следующие несколько лет намереваюсь прожить в Эджкомбе.
Говоря это, он оживился, словно видя, каким этот дом станет когда-нибудь.
— Я собираюсь сделать поместье прибыльным. Я подумал о том, чтобы договорить с твоим дядей о том, чтобы объединить земли и увеличить число стада, коров и овец. Вероятно, заняться разведением. А прибыль я мог бы вложить в рыболовство в Пенхоллоу, а потом, может быть…
Его энтузиазм был заразительным. Она развернулась лицом к нему и сжала его руки.
— Твои планы мне кажутся замечательными, но… довольно сложными. Ты уверен, что сможешь всё это осуществить самостоятельно?
Она даже не пыталась скрывать то, что имела в виду, и теперь ожидала, затаив дыхание, его ответа.
Он серьезно посмотрел на нее и ответил:
— Нет, я уверен, что не смогу. И поэтому я хотел с тобой поговорить кое о чем…
Ее сердечко затрепетало:
— Да?
Он не ответил, и она поняла, что он смотрит куда-то поверх ее плеча, в сторону смежной игровой комнаты. Его глаза расширились, а лицо побледнело. Дрожащей рукой, он указал на дверь библиотеки:
— Минуту назад эта дверь была закрыта.
Она развернулась. И в самом деле, дверь в библиотеку открылась, и на пороге появилась тень мужчины:
— Лорд Уайклифф?
— Отец?
— Да, Чад, это, в самом деле, он, — Софи обняла любимого за талию.
— Я знаю теперь, что именно твоего отца я видела в окне библиотеке, когда впервые пришла в Эджкомб. Твой отец привел меня сюда вчера. Он сказал, что я тебе необходима.
— Он был прав, — не сводя глаз с двери, он обнял ее за плечи и пошел с ней через комнату к библиотеке.
— Боже мой.
Внутри всё было так же, как тогда, когда Софи увидела эту комнату впервые, много мебели и книг, освещенные светом из эркера. В уголке притаился еле видный силуэт человека, чье лицо напоминало мужчину рядом с ней. Лицо того человека было старше, кое-где виднелись морщинки — вот так Чад будет выглядеть через 20 лет.
Она почувствовала, как Чад вздрогнул. Открыл рот, но ничего не сказал. Он просто смотрел, его глаза выражали бурю эмоций.
Улыбка, вдруг показавшаяся на лице лорда Уайклиффа, омолодила его, и он стал, словно брат Чада.
«Вы молодцы».
Софи чувствовала дрожь в Чаде, когда он сказал:
— Спасибо, отец.
«Будь счастлив».
Сын кивнул:
— Я постараюсь.
«Люби ее».
— Клянусь богом, я ее люблю, — он пылко поцеловал Софи в волосы.
«Женись на ней». Смех, исходящий от его слов, насыщал воздух, и Софи покраснела. Чад почувствовал этот жар, этот смех и аккуратно повернул ее к себе.
— Это зависит только от нее, — сказал он.
— Она не подчиняется приказам, отец. Она очень решительна и не раз доказывала, что когда хочет, может быть очень упрямой.
— Прошу прощения, — стараясь показать возмущение, которого на деле не испытывала, она всё-таки улыбнулась. Но ее сердце всё еще ожидало.
Сжав ее плечи, он наклонился, заслоняя ей обзор своими широкими плечами, крепкой шеей и красивым лицом. А его мускусный аромат дразнил ее обоняние.
— Ты желаешь рискнуть по крупному, Софи? Сможешь ли ты любить повесу? Любить его так, как он любит тебя, полностью и без сомнений?
Она рассмеялась, а по щеке покатилась слеза:
— Боюсь, что я уже довольно давно люблю повесу. Потому, что, видишь ли, для меня он всегда оставался героем.
Он звонко поцеловал ее. Потом он радостно посмотрел на окно.
— Ты слышишь, папа? Этот ангел считает меня героем.
И его улыбка пропала. Там, где у эркера стоял лорд Уайклифф, теперь было лишь обычное окно, в стекле которого отражалось небо. Мебель и книги пропали, а комната опустела.
Не отпуская Софи, Чад шагнул вперед, потом остановился.
— Отец?
Софи крепко прижалась к нему.
— Всё в порядке. Он знает, что всё теперь будет хорошо. Как и малышка Элли Роуз, теперь он может обрести покой. И они должны благодарить тебя за это.
С рычанием, испугавшим ее, он схватил ее и прижал к своей груди, потом застыл.
Девушка отступила:
— Твое плечо…
— Ничего.
— Оно снова кровоточит.
Он посмотрел на струйку крови на рубашке и поморщился.
— Да, боюсь, что придется его еще раз перевязать. И ухаживать за ним нужно будет всю жизнь. Что ты на это скажешь?
— Тебе повезло, — чувствуя, как ее сердце переполняют чувства, он пару раз закусила губу.
— Так уж получилось, что я могу посвятить тебе всю свою жизнь.
Он снова, на сей раз осторожно, обнял ее. И пока его поцелуи зажигали что-то внутри нее, она знала совершенно точно: что бы ни таило будущее, он всегда будет любить ее, всегда будет защищать и поддерживать ее.
Герой на меньшее не способен.