Взглянув пристальнее, доктор помедлил и склонил голову набок.
– Ты выглядишь знакомо. Мы раньше не встречались?
Мысли тянулись как жвачка. Он говорил слишком быстро, чтобы я могла что-либо понять.
Врач поправил очки, рассматривая меня.
– Можешь сказать свое имя, дорогая?
Мне показалось, что он произнес слово «имя». Он спросил, как меня зовут? Я не была в этом уверена и лишь моргнула в ответ.
Он озабоченно нахмурился.
– Ты должен был отвезти ее в больницу.
Я разобрала лишь «больницу». Как бы там ни было, до меня дошло, что говорил он это не мне, а мужчине. Сложенному, словно кирпичная стена, судя по ощущениям, которые я получила, врезавшись в него.
На первый взгляд он выглядел джентльменом, членом совета директоров, поглядывающим на мир сверху вниз сквозь панорамные окна. Хотя, если присмотреться, все в нем: то, как он прислонился к столу, скрестив руки на груди, как тени играли в его глазах, как пальцы его были испятнаны чернилами – противоречило этому. В расслабленном положении его плеч чувствовалась мощная, может быть, даже опасная сила.
Он являл собой воплощение бога войны, одетый в дорогой черный костюм без галстука и пиджака. Я знала, что последний – сейчас у меня на плечах. Как будто почувствовав, что я наблюдаю за ним, мужчина посмотрел мне в глаза. Желание отвести взгляд было столь сильным, что возник зуд под кожей. Он ждал, что я так и сделаю. Хотя нечто чуждое и проницательное заставило меня проявить упорство. Гляделки с ним казались смертельной игрой. Словно русская рулетка. Револьвер и одна пуля. Одно неверное моргание – и я буду мертва. Но это вызвало и прилив адреналина, такой же теплый – как полбутылки UV Blue и солнце Майами.
– Попробуй по-английски, – сказал он, не сводя с меня взгляда.
Врач нахмурился.
– Мой английский не так уж хорош.
Мужчина оттолкнулся от стола и подошел ближе, опустившись передо мной на корточки. Его брюки коснулись моих – в аккуратную клетку. Его черные ботинки с высокими носками контрастировали с моими белыми ботинками Rothy.
Он был хладнокровен и расчетлив, начиная от того, как двигался, и кончая тем, как смотрел на меня, хотя во взгляде его играло что-то живое. Глаза, как я теперь видела, были не черными, как мне показалось вначале, а очень, очень темно-синими. Темнее, чем камни в форме сердца в моих ушах.
Не знаю, то ли подействовало общее нервное возбуждение, то ли его близость, то ли результат удара по голове, но слова сорвались у меня с губ.
– Врезаться в вас очень неудобно. – Я сказала это настолько серьезно, как будто ему стоило подумать об этом.
– Приношу свои извинения. – В его голосе слышался русский акцент и оттенок веселья.
Я уставилась на его губы, на тонкий шрам на нижней и вслушалась в три хриплых слова, пролившихся с них, словно водка в стакан со льдом. Мне стало любопытно, как он заполучил этот шрам. Любопытно, был ли у его голоса вкус водки, обожжет ли он горло и согреет ли внутри? Я чувствовала себя… странно. Мои мысли, казалось, бесконтрольно ударялись о череп, словно шарики пинбола.
Я открыла рот, чтобы объясниться, но сказала лишь:
– Ты типичный русский.
Он провел подушечкой большого пальца по шраму на губе.
– Ты типичная американка.
Врач заерзал на стуле и заговорил, но я едва слышала его из-за оглушающего присутствия этого человека. Он был затмением, перекрывающим боль в моей голове, и, наверное, солнце. Хоть это и ошеломляло, но не было неприятно. Было тепло. Убедительно. Всеобъемлюще. Флеш-рояль в логове беззакония.
– Ты помнишь свое имя? – перевел он.
Я медленно кивнула.
– Мила… Мила Михайлова.
Доктор бросил осуждающий взгляд на мужчину, но тот то ли не заметил, то ли ему было все равно, потому что он не сводил с меня взгляда, и на лице его проявилось любопытство.
– А как зовут тебя? – спросила я, тихо вздохнув.
Он улыбнулся.
– Ронан.
Его имя тяжело висело в воздухе, пока врач не откашлялся и не сказал что-то, что я не смогла перевести.
– Какой сегодня день недели, Мила? – спросил Ронан.
– Я, э… пя…? – Я оборвала сама себя, когда он покачал головой с легким намеком на улыбку. Я попыталась снова. – Суббота?
Врач хмыкнул – очевидно, не впечатленный подсказкой. Неудивительно. У врачей нет чувства юмора.
– Сколько пальцев я показываю? – перевел Ронан.
Я уставилась на другую его руку, лежащую на колене, на татуировки между первым и вторым суставами. Одна изображала крест, другая – ворона. Третья – короля червей.
Чернила и дежавю.
Не знаю, что со мной было не так, но я не могла удержаться от того, чтобы коснуться их, провести указательным пальцем по ворону. Прошептала слова, вытесненные из глубин непреодолимой силой.