– «Тьма – и больше ничего…»
Цитата уплотнила пространство между нами, окунув во что-то густое и темное, словно деготь. Меня засосало обратно в туннель, где я читала Эдгара Алана По под письменным столом отца с грязью на лице и неровной челкой, которую обрезала сама. Папа разговаривал с мисс Мартой, моей воспитательницей, не зная, что я рядом. Он был обеспокоен моими воображаемыми друзьями и тем, что настоящих друзей у меня не было, моей замкнутостью и отсутствием интереса к школьным занятиям.
Он считал, что со мной что-то не так. Я тоже так думала.
Эти слова, произнесенные шепотом в коридоре, свернулись внутри меня, словно вонзившая клыки змея, с годами отравлявшая меня все сильнее. Яд направил меня на тропу войны за принятие.
Иногда нас нами делают мелочи.
Тяжелый сочувствующий взгляд Ронана сжал мой желудок, как щелчок спускового крючка. Я не ожидала, чтобы он понял сказанное, но он понял. Я знала, что он понял.
– Следующий вопрос, – сказал Ронан.
Врач нахмурился.
– У тебя есть семья, с которой я могу связаться?
– Сколько тебе лет, мой котенок?
По тому, как неодобрительно сверкнули глаза врача, я осознала, что он понял фразу, произнесенную на английском, и это был не тот вопрос, который он задал.
Я ответила: «Девятнадцать» – прежде, чем вспомнила, что вчера мне исполнилось двадцать. Врач напряженно выдохнул.
– Девятнадцать. Ей девятнадцать.
Ронан не отвел взгляда.
– Я слышал.
Я почти не слушала этот обмен репликами, поскольку пыталась вспомнить, что означает «мой котенок». Мой что?
– Тебя… ранили, Мила? – Я увидела, как темная синева его глаз стала черной.
На мгновение его вопрос озадачил меня. Туман заволок все произошедшее на улице, как будто это случилось не со мной, а я – просто наблюдала со стороны. Все это казалось нереальным, и когда я думала об этом, то не чувствовала ничего, кроме легкого раздражения, что, вероятно, ставило меня в ту же категорию сумасшедших, что и арендаторов моего отца.
Я покачала головой.
– Хорошо.
Всего одно слово из шести букв, но оно повисло в воздухе, как самая главная вещь в комнате. Голос у Ронана был таким хриплым и тихим. Таким сдержанным и выразительным. Таким мягким, что проскальзывал под мою кожу, растапливая напряжение в теле, как масло. Бьюсь об заклад, к его словам люди прислушивались.
– У тебя что-нибудь болит, кроме головы?
Я кивнула, пристально глядя на него.
Улыбка коснулась его губ.
– Где?
– В боку.
Ронан поднялся во весь рост. Пока он разговаривал с врачом, мальчик, которого я видела с ящиком спиртного, вошел в комнату с моей спортивной сумкой в руках. Он бросил ее рядом с диваном и глянул на меня с отвращением.
Ронан посмотрел на него с молчаливым предупреждением. Мальчик сглотнул и развернулся, чтобы выйти из комнаты.
– Кирилл хотел бы осмотреть тебя, если позволишь.
Я кивнула.
Когда Ронан направился к двери, я встала на ноги, почувствовав прилив головокружения от резкого движения.
– Погоди, – пробормотала я. – Куда ты?
Он повернул голову и внимательно посмотрел на меня.
– Оставлю вас наедине, котенок.
Я пожевала губу, не зная, что заставляет меня просить об этом. Я была растеряна. И я очень не любила врачей.
– Прошу, останься.
Кирилл вздохнул и потер переносицу.
После минуты задумчивого молчания Ронан склонил голову и вернулся к своему столу. Меня странно успокоило то, что он остался.
Кирилл встал, достал из кармана рубашки фонарик и проверил мои зрачки. Прослушал сердце, легкие и осмотрел затылок. Я не сводила взгляда с Ронана, прислонившегося к столу и наблюдавшего за осмотром.
Когда Кирилл заговорил, я перевела взгляд на него. Он, должно быть, заметил, куда было направлено мое внимание во время осмотра, потому что лицо его выражало неодобрение.
– Он просит тебя снять пиджак.
Я ослабила хватку на лацканах и сбросила пиджак с плеч на пол. Красный синяк в форме ладони на талии объяснял, почему болят ребра. Но я уставилась на засохшую кровь на животе. Теперь я заметила, что и под ногтями у меня была кровь.
И тепло внутри меня заледенело, вызвав покалывание в затылке.
Никогда раньше я никому не причиняла вреда.
У меня вырвался судорожный вздох. Внутри все перевернулось. Комната начала расплываться, я покачнулась, чернота окутала подсознание и затянула на дно.