Сняв бирки с новых расклешенных джинсов и винтажной футболки, я улыбнулась, надевая их. Они хорошо сели, лаская тело хлопком и свободным кроем. Затем я высушила и выпрямила волосы, нанесла немного клубничного блеска для губ и надела плотный кардиган, который служил мне пальто по дороге сюда.
Холод высосал воздух из моих легких, когда я направилась через дорогу в ближайший круглосуточный магазин, чтобы купить одноразовый телефон. Может быть, из-за отсутствия зимней одежды я выделялась из толпы. Люди следили за моими передвижениями, и дважды мне свистели вслед. Обычная вещь для того, кто вырос в Майами, но мне показалось, что кто-то даже сфотографировал меня.
Это внимание заставило меня задуматься о своей матери – действительно ли она была так знаменита тут и почему мой папа скрывал это от меня. Он не любил говорить о ней. Я предполагала, что его это слишком ранило, так что мне никогда не хватало духу настаивать на разговоре. Но, если подумать, он мог бы и поделиться чем-то со мной. Может быть, тем фактом, что она была известной певицей…
Я набрала номер Ивана на новом телефоне.
Он ответил немедленно, тон у него был настороженный.
– Алло?
– Привет, Иван. Это я.
– Мила, – выдохнул он. – Где ты, черт возьми?
У меня на языке вертелись извинения, но тот факт, что облегчение в его голосе было настолько ощутимым, как будто он вообще не верил в меня – даже несмотря на то, что в этом он был раздражающе точен, – остановили их.
– Расслабься. – Я вздрогнула и плотнее запахнула кардиган. – Я в порядке.
– Я с ума сходил от беспокойства, – отрезал он.
– Не знаю, с чего бы. Очевидно, я вполне справляюсь. – Врушка, врушка, завирушка.
– Где ты остановилась?
Меня привлекла витрина магазина одежды. Колокольчик звякнул, когда я вошла внутрь, и я вздохнула с облегчением, почувствовав тепло.
– Честно говоря, я не вполне уверена.
– Что, черт возьми, это значит?
– Это значит, что я не умею читать по-русски, Иван. – Я направилась к вешалке с одеждой, чтобы посмотреть платья. Я не знала, будет ли сегодня опера в театре, но решила, что должна одеться подобающе. По моему компетентному мнению, разумнее быть одетой получше, чем быть одетой неподобающе. – К тому же прошлой ночью я переночевала в ресторане. Не запомнила название.
Он медленно спросил:
– Почему ты ночевала в ресторане, Мила?
Черт, дерьмо.
– Я не собиралась рассказывать тебе, – сказала я прежде, чем успела себя остановить, а потом проворчала, – должно быть, сотрясение мозга.
– Что?
Я закапывала себя в могилу.
Пришлось закусить губу.
– Должна признать, вчерашний инцидент был неприятен, но он не имеет ничего общего с моей способностью позаботиться о себе.
– О чем ты говоришь?
Я вздохнула, понимая, что мне придется сказать ему правду, потому что я не умела врать, а Иван ни за что не купился бы на историю, которую сейчас рождал мой мозг. В ней принимали участие автобус, котенок и мой героизм.
– Я расскажу тебе, но ты должен обещать, что не скажешь папе. Не хочу его беспокоить.
– Обещаю, – прорычал он.
– Ну, если хочешь правды… на меня в некотором смысле напали и, возможно, чуть не убили.
Молчание.
– Но не волнуйся. Очевидно, у того человека фобия подвесок в форме морской звезды, так что я сбежала. – Я отодвинула в сторону платье на вешалке.
Колоритное русское ругательство.
– Где ты?
– В магазине.
Я не собиралась рассказывать ему о своих планах на сегодняшний вечер. Я знала, как это будет воспринято, по крайней мере моим папой, когда Иван донесет ему на меня. Ивану никогда не было дела до того, с кем я встречалась. Его безразличие растоптало мою первую влюбленность и фантазии… созданные грязными книжками мисс Марты, которые я таскала у нее тайком. О рыцаре на белом коне, обезглавливающем других мужчин за один лишь взгляд на меня. Хотя в том сказочном мире кровь не била фонтаном, там ее просто не существовало.
Ожидания у меня были нереалистичными, немного ужасными и весьма незаконными.
Но девочки имеют право мечтать.
– В магазине? – Голос его прозвучал растерянно.
– Да.
– На тебя напали, ты встала и пошла в магазин.
– А чего ты хотел от меня? Чтобы я обрыдалась в подушку?
Может быть, я должна была чувствовать травму, но почему-то чувствовала лишь раздражение от всего этого. Я надеялась, что у лица со шрамом был дерьмовый день.
– Мила… Я хочу, чтобы ты оглянулась. – В его голосе послышались нотки дурного предчувствия. – Кто-нибудь наблюдает за тобой?
Я застыла, волосы на затылке встали дыбом.