Через двенадцать часов мы приземлились в Москве.
Выйдя из самолета на холодный трап, я вздрогнула. Вдох. Выдох. Я видела облачка пара от дыхания. Никогда в жизни мне не было так холодно. Холод захватил мои легкие, забирая тепло ледяными пальцами. Если я хотела побывать на родине, стоило просто залезть в холодильник.
Когда я остановилась накинуть пальто, кто-то врезался мне в спину. Я обернулась, готовая извиниться, но маленькая старушка с чихуахуа в сетчатой ручной сумочке опередила меня.
– Прости меня, дорогая, – сказала она по-английски с британским акцентом, – я тебя не заметила.
– Нет, это вы меня извините. Это моя вина.
Она запахнула соболью шубу и склонила голову.
– Ты выглядишь очень знакомо. Мы не встречались раньше?
– Эм, не думаю.
– Хм… Я уверена, что видела тебя раньше. – Она задумчиво коснулась золотого ожерелья. Затем ее осенила какая-то мысль. Мысль, которая заставила ее опустить руку на грудь и оглядеть меня с ног до головы, будто какую-то проститутку.
С каждой секундой это становилось все более и более странным, но прежде чем я успела что-то сказать, кто-то проехал мимо в инвалидной коляске, и крошечная собачка в сумке старушки залаяла. Пока она пыталась успокоить маленького Руперта, я еще раз неловко извинилась и быстро вышла.
На тротуаре у аэропорта развернула листок блокнота, который нашла в ящике папиного стола. Чувствуя себя Нэнси Дрю, посредством «Гугл Переводчика» выяснила, что русские каракули – это адрес дома и список счетов, которые он много лет оплачивал. Я надеялась, что это не тупик, потому что мне больше некуда было идти, а я не готова была так быстро приползти обратно к Ивану. Я протянула бумажку таксисту, не имея ни малейшего представления о том, как прочитать буквы иностранного алфавита. Таксист мрачно глянул на меня в зеркало заднего вида, удерживая зрительный контакт достаточно долго, чтобы по спине у меня пробежали мурашки.
Он провез меня мимо оживленного промышленного района в более тихий, с мощеными улочками и старыми частными домами, где припарковался у обочины перед домом цвета лайма с белыми ставнями.
– Пятьсот рублей, – сказал он по-русски.
Я заплатила ему деньгами, которые разменяла в аэропорту.
Выйдя из машины, я подхватила свою спортивную сумку и затянула потуже пояс пальто. Оно идеально подходило для прощального тура чирлидеров в Аспене в прошлом году, но недостаточно хорошо защищало мою кожу от колючего русского воздуха.
Замерзшие железные ворота заскрипели, когда я толкнула их. Я прошла по потрескавшемуся тротуару, обходя заледеневшие и засыпанные снегом участки, и постучала в дверь.
Пожилая женщина с седеющими светлыми волосами, собранными в пучок, открыла мгновение спустя. Она вытирала руки о фартук, поднимая взгляд на меня, и, пока смотрела, румянец сходил с ее розовых щек. Я открыла рот, чтобы что-то сказать, но не смогла вымолвить ни слова прежде, чем она захлопнула дверь у меня перед носом.
Я закрыла рот и почувствовала, что она стоит по ту сторону двери, прислонив ухо к двери, в ожидании, когда я уйду.
Когда я постучала снова, раздался глухой удар, после которого она крикнула что-то по-русски, но слова прозвучали слишком приглушенно, чтобы я могла что-то разобрать. Дверь снова открылась, и на этот раз в проеме появился худощавый джентльмен в черном полупальто. Он качал головой и что-то бормотал жене, явно полагая, что она сошла с ума. Она пряталась за ним, сжимая руками фартук.
Когда он увидел меня, замер, словно увидел призрака. Я заставила себя улыбнуться, сказав по-русски:
– Здравствуйте.
Женщина убежала.
– Я дочь Алексея Михайлова… Мила, – быстро продолжила я, надеясь, что он хоть немного понимает по-английски, потому что потерпела поражение в попытке овладеть собственным наследием.
От желания учить русский я отказалась много лет назад, так как папа постоянно говорил, что это пустая трата времени, поэтому я научилась лишь тому, что слышала от Ивана и Бори. Это включало в себя самые простые фразы, названия овощей и ругательства.
Тень облегчения промелькнула на лице пожилого мужчины, а затем он издал неловкий смешок.
– Конечно, конечно. Вы нас здорово напугали. – Он отступил и жестом пригласил меня внутрь. – Входите.
Сунув замерзшие руки в карманы, я вошла в дом и повернулась осмотреть прихожую. Замерла, когда заметила, как мужчина высунул голову и посмотрел по сторонам, прежде чем закрыть дверь. Стану ли я очередной убитой иностранкой, чье тело покажут в русском выпуске новостей?