Анну похоронили без почестей. Шеридан не присутствовал при этом, и даже не разговаривал об этом с Корвином, если не считать брошенной мимоходом фразы: "Делайте то, что считаете нужным", когда Корвин сам спросил об этом.
Лейтенант Стивен Франклин встречал его в причальном отсеке, как его и просил Корвин. Он поприветствовал лейтенанта кивком головы, и сразу же перешёл к делу.
— Вы были у него?
— Я попытался, сэр.
— И?
— Он не открыл мне, спросил только, кто там. А когда я ответил, он не сказал ничего.
— Значит, он всё ещё в своей каюте?
— Да, сэр.
Корвин предвидел, что что-то подобное случится. Он не знал, был ли капитан пьян, — после того, как тот сам долгое время наблюдал алкоголизм Анны, Корвину казалось, что капитан воздержится от выпивки. Но сейчас был момент не из таких, что случаются каждый день.
— Командор, мне бы хотелось поговорить с вами... если можно, наедине.
Корвин окинул взглядом большое и, в общем-то, безлюдное помещение причального отсека. Единственным человеком, которого он видел, была Ниома Конналли, пилот-истребитель, которая как раз вернулась с патрулирования по графику, когда Корвин и Шеридан покидали Проксиму.
На мой взгляд, тут достаточно уединённо, — сказал Корвин, торопливо шагая к выходу из отсека. — Что вы хотели сказать мне?
— Люди спрашивают меня. Они хотят знать, что происходит.
Корвин остановился, будто наткнувшись на глухую стену, и повернулся к Франклину.
— Продолжайте, — сказал он лейтенанту.
— Мы ушли с Проксимы, и никто из нас не знает почему, и что вообще происходит. Мы слышали, что вас с капитаном подозревают в измене, и поэтому... тут...
Корвин знал, что пытается выразить Франклин.
— Продолжайте, — мрачно повторил он.
— И ещё она... Почему она до сих пор с нами? Ведь всё это связано с ней, так ведь? Она одна из них, командор. Она враг.
Корвин удивлённо поднял брови. Странно было слышать такое от того, кто раньше был врачом. От того, кто один раз, говоря начистоту, совершил предательство, отказавшись открыть свои медицинские заметки о минбарской биологии. Но потом минбарцы убили его отца, и всё переменилось. Война переменила многое.
— Сэр, у нас у всех дома остались друзья, семьи. Мы их оставили без защиты. Мы не можем дальше продолжать поступать так, что бы там ни происходило между вами, капитаном и Правительством.
— Нельзя сказать, что Проксима осталась без защиты, — напомнил Франклину Корвин. Отнюдь нет. Вы разве забыли о Тенях? Именно их вина в том... что Правительство Сопротивления перестало быть тем, чем было раньше.
— Всё равно, это как-то неправильно, сэр. Мы не можем поговорить об этом с капитаном, и поэтому просим вас. Пожалуйста. Поговорите с капитаном вы. Разбирайтесь с Правительством Сопротивления сами, но мы не можем просто так бросить Проксиму. Мы все окажемся преступниками, если не вернёмся назад.
— Всё понятно, лейтенант. Но с каких это вы пор взяли на себя смелость судить, что должен и чего не должен делать капитан? С каких пор вы стали экспертом в области большой политики, чтобы решать, что должно и чего не должно делать Правительство Сопротивления? И не думаете ли вы, что я стал бы просить поговорить с капитаном вас, если сам мог это сделать? Я знаю ненамного больше вашего, но я верю капитану, и полагаю, что и вы должны верить ему. Вам теперь всё понятно, лейтенант?
— Да, сэр.
— Хорошо. Сатаи Деленн не перевели в другое место?
— Нет, она всё ещё в камере номер 3, но... — в его глазах промелькнуло отчётливое понимание. — Вы собираетесь пойти к ней, да? Вы хотите попросить её, чтобы она помогла вам.
— Я сказал, что я не могу говорить с капитаном. По какой-то причине, это может она.
— Но, сэр!
— Разговор окончен, лейтенант. Вам это ясно?
— Да.
— Хорошо.
Корвин вздохнул, надеясь, что Франклин не заметит этого. И ещё он надеялся, что Франклин не догадается, что он согласен с каждым его словом.
Деленн замешкалась у двери Шеридана, сомневаясь, стоит ли ей заходить. Она помнила его свирепые глаза, какими она их видела в последний раз. Помнила его неистовый, яростный крик:
"Вышвырнуть её отсюда! В камеру её! Выкинуть из воздушного шлюза! Уберите её с моих глаз долой!"
Деленн застыла на месте и застонала от острой боли в голове. Она испытывала эти боли с того самого момента, когда её вырвали из Кризалиса, но со временем они становились всё тяжелее.