Она посмотрела на него без страха, так же твердо и смело, как горы.
— Ах... — сказал он. - Да я вижу в тебе это. - Его голос неожиданно дрогнул, словно перехваченный от сильного чувства. — Я вижу...
— Что с ним будет?
— Он хорошо хранил свои секреты, не так ли? Это было так, даже когда мы были детьми. Я догадываюсь, что он очень мало говорил о том, кто он такой, и кто он есть.
Тысячи вопросов теснились в ее уме, но она отмахнулась от них. Ей было все равно.
— Что с ним будет? — медленно повторила она.
— Много лет назад, шестьдесят или около того, мой брат умер. Он был убит. Парлэйн был главным подозреваемым тогда, и остается им сейчас. Мы думали что он умер, и потому не вели розыски, проходило время, и все мы думали что вопрос исчерпан. Теперь, когда жив лишь я, и вернулся он...
— Убит? Нет, это неправда. Минбарцы не убивают минбарцев.
— Так говорил Вален, дитя. Но закон хранит лишь тогда, когда мы храним его. Я не видел твоего деда шестьдесят лет, тогда он был темной и пугающей личностью. Ты знаешь его лучше меня. Скажи мне, дитя. Ты не веришь, что он способен на подобное?
Она была готова сердито отвергнуть подобное, но запнулась, вспомнив как он стоял перед Рейнджерами, вспоминая его истории о прошлых временах, вспоминая исхлестанную дождями крепость Широхида и то, как естественно он там выглядел.
— Я не знаю. — неуверенно прошептала она.
— А. Вот в чем, разумеется проблема. Мы не казним больше своих, и мы не можем казнить его. И все равно, я не думаю, что он останется мертвым. Он возвращался из бездны раньше, так почему бы этому не случиться снова? Я не Сатай, даже не рейнджер и мало что могу сказать. — Он помедлил, пробормотал что–то про себя. — Нет, мои слова сейчас мало что значат.
— Мне нужно видеть его. Прошу... Мне нужно его видеть.
Он посмотрел на нее.
— Ты можешь сделать хотя бы это, нет? Мне нужно его видеть.
— Я сделаю, что смогу, дитя. Это я могу обещать.
— Спасибо. — выдохнула она. Она крепко зажмурилась. — Спасибо.
В конце концов, он повернул обратно к храму. Куда еще тут было идти? Он снова сел у его основания, глядя вверх на арку и вниз, на вечно горящий огонь под ней.
Он не должен был появляться здесь. Они никогда не должен был появляться на Казоми-7. Этот мир должен был оставаться его мечтой — вечно. Теперь он стал настоящим, запятнанным и....
Все его путешествие стало бесцельным. Оно верил, что в его скитаниях есть цель, и все же не нашел ее. У него были пять лет воспоминаний и ничего более. Не с кем их разделить, и никто не знает о них. А самые близкие отношения, которые он нашел за пять лет — с Рейнджером, даже имени которой он не знает.
Галактика десятилетиями не знала ничего кроме войны. Теперь здесь мир почти что галактического же масштаба, и что осталось? Люди забыли и теперь наступило спокойствие, скука и пустота.
Должно быть что–то, достойное мира. Должны быть и в мирное время такие же великие люди, какие были в войну. Человечество должно стремиться к чему–то...
Должно было быть что–то большее, чем это...
Но он этого не знал.
О, люди казались счастливыми. Но было то действительно счастье, или же просто отсутствие горя? Все меньше и меньше людей помнило о войне, и тех кто сражался в ней с каждым прошедшим днем становилось все меньше и меньше. Сколько оставалось сейчас? Командор Та'Лон, Куломани. Кто еще?
Должно быть что–то. Должна быть какая–то цель, или какой во всем это смысл? Ради чего умирали все эти люди, если не ради этого?
Он вздохнул. Послышался слабый шорох движения и он поднял взгляд.
Она была здесь. Она села рядом с ним.
— Ты выглядишь таким задумчивым. — сказала она. Он кивнул. — Там была моя мать.
— Я догадался.
— Она много рассказала. Не знаю стоит ли этому верить. Она предложила мне пойти с ней, в Убежище.
Джек моргнул,
— Ворлонские миры?
— Миры телепатов. Она предложила мне там местечко.
— Это должно быть... Ух...
— Я знаю.
— Миры телепатов... — повторил Джек. Он никогда там не был, и никогда не говорил с тем, кто там побывал. Он кое–что слышал, конечно же, но слухи это одно, а реальность может быть совершенно другой. Что–то в нем дрогнуло.
— Ты телепатка? — сказал он. В конце концов они не всякого туда пускают..
— У меня бывают... всплески, иногда. — ответила она. — Отец был низкоуровневым, я всегда это знала, но он мало говорил об этом. Я не могу быть очень сильной, и мои догадки чаще ошибочны, чем верны. — Она криво усмехнулась. — В тот первый раз, я в тебе ошиблась.