Сумрак не обратил на него внимания. Он следил за стрекозой, кружащейся слишком быстро, и добыча пролетела мимо его головы, набирая высоту.
На него снова посыпались насмешки Кливера.
— Позволь, я покажу тебе, как это делается, бесшёрстный, — сказал Кливер, устремляясь вниз, на стрекозу.
Вытерпеть это Сумрак уже не смог. Его паруса мгновенно пришли в действие, и он сильно замахал ими, одновременно взлетая и закладывая вираж, а охотничьи щелчки повели его прямо к стрекозе. Он схватил её в воздухе, почти на секунду опередив Кливера.
— Вот, — крикнул он, — как это делается!
Кливер был слишком удивлён, даже чтобы закричать от негодования. Он на мгновение кувыркнулся в воздухе, выровнялся и недоверчиво взглянул на Сумрака.
Сумрак сел на ветку, его сердце торжествующе билось. Никогда ни одна стрекоза не казалась ему вкуснее. Но его ликование было недолгим.
Он заметил, что все рукокрылы, бывшие поблизости, одни в воздухе, другие на ветвях, изумлённо смотрят на него. Они таращились на него, словно на нечто чуждое, внезапно свалившееся с неба. Сильфида поспешно устроилась рядом с ним.
— Что ты натворил? — прошипела она. — А как же хранить это в секрете?
— Я… я просто не мог с этим справиться, — ответил Сумрак.
Сильфида, которая никогда не боялась быть слишком громкой, настырной в споре и даже надоедливой, сейчас казалась подавленной.
— Похоже, всё обещает закончиться очень плохо, — сказала она.
В горле у Сумрака пересохло, и он едва не подавился последним кусочком стрекозы.
— Как ты это сделал? — услышал он чей-то крик.
— Он летал! — орал кто-то. — Сын Икарона летал!
— Ты махал крыльями! — воскликнул Кливер, забираясь к ним по стволу. — Что же ты за уродец?
— Рукокрылы не могут летать! — сказал кто-то ещё.
— Этот летал! Я это видел. Он махал крыльями.
— Он — какой-то мутант! — это снова был Кливер, уже забравшийся к ним на ветку, с необъяснимым выражением, сверкающим в его глазах. Что это было — зависть, страх или ненависть?
Сейчас вокруг него толпилось всё больше и больше рукокрылов, и Сумраку это не нравилось. Почему он не сдержал себя? Секундная ошибка могла обернуться для него значительно большими неприятностями, чем он мог себе представить. Некоторые из рукокрылов выглядели не просто удивлёнными: они злились, и Сумрак уже начал опасаться того, что они могут ему сделать. Он ощутил в воздухе мускусный запах, означающий агрессию. Поэтому, увидев отца, планирующего к нему на ветку, он почувствовал огромное облегчение.
— Что здесь происходит? — резко спросил Икарон; его ноздри подёргивались, когда он почуял угрожающий настрой сородичей.
Рукокрылы на ветке расступились, и заговорили все сразу:
— Он порхал!
— Сумрак летал!
— Мы все видели, как он это делал!
— Он махал крыльями, как птица!
Сумрак мучительно ожидал, когда отец подползёт поближе.
— Это правда? — спросил Икарон.
Сумрак кивнул.
Каким бы несчастным он себя не ощущал, но, по крайней мере, с него спало бремя сохранения этого в тайне.
— Покажи мне, — мрачно сказал Икарон.
Сумрак покорно подполз к концу ветки. В его памяти всплыло быстрое и грустное воспоминание о том, как отец учил его планирующим прыжкам, а потом он прыгнул, разворачивая паруса, и взмыл в воздух. Ему был слышен рокот голосов потрясённых и изумлённых рукокрылов, наблюдавших за ним.
В какой-то момент он решил взлететь ещё выше и вовсе пропасть, чтобы не нужно было возвращаться и лицезреть гнев и позор своего отца. Он мог бы найти какое-то новое место для жизни, стать отщепенцем, вонять и кишеть клопами. Но это означало бросить мать, отца, Сильфиду, свой дом и всё, что он любил, и он знал, что никогда не смог бы этого сделать. Он должен был предстать перед своим отцом. Вздохнув, он заложил вираж и зашёл на посадку на ветке.
Двигаясь через толпу притихших рукокрылов к Икарону, Сумрак неотрывно глядел на его когти.
— С какого времени ты умеешь так делать? — услышал он вопрос отца.
— Я обнаружил это только вчера.
Он не знал точно, какого рода наказание его ожидает, но мог лишь представить себе, что оно будет суровым. «Ты не птица. Не маши. Рукокрылы планируют, а не летают». Прогонят ли его из колонии?
— Мне очень жаль, — пробормотал он.
— Думаю, это просто прекрасно, — сказал отец.
Сумрак с недоверием посмотрел на него и увидел, что его морда не хмурилась от гнева и неодобрения, а сияла от удивления. Остальные рукокрылы внезапно притихли и внимательно наблюдали за своим предводителем.
— Это правда? — спросил Сумрак.
— В самом деле? — удивлённо спросила Сильфида.
— Раскрой свои паруса, — попросил Икарон Сумрака. — Разреши мне взглянуть на тебя.
Сумрак сделал, как было сказано; отец подошёл поближе и молча изучил нижнюю сторону его парусов.
— Когда ты машешь, — спросил Икарон, — откуда приходит усилие?
— Думаю, что от груди и плеч.
Икарон кивнул:
— Да, вижу: всё так. Твоя грудь крупнее и сильнее, чем в норме. И твои плечи тоже. Они всегда были такими, с самого твоего рождения. Тебе было бы нужно много мускулатуры, чтобы двигать своими парусами так быстро, как ты это делаешь.
Сумрак безостановочно смотрел то на Сильфиду, то на Кливера. Сильнее, чем в норме. Много мускулов.
— В таком случае он не может быть единственным, кто так может, — смело сказал Кливер.
— Попробуй так же, — предложил ему Икарон. — Я никогда не слышал о других рукокрылах, которые умели летать. Не думаю, что нам хватит для этого силы мускулов.
— Должны быть и другие, — сказал Сумрак отцу.
— Не думаю, Сумрак, — Икарон покачал головой, ещё раз взглянув на паруса своего сына. — Но это и впрямь замечательно. Когда ты замахал ими во время своего самого первого планирующего прыжка, я и представить себе не мог, вообще не мог…
— Это так несправедливо, — вздохнула Сильфида и полезла вверх по дереву.
Теперь и другие рукокрылы начали расходиться, продолжая охотиться или ухаживать за шерстью. Сумрак поймал на себе несколько опасливых взглядов и расслышал какое-то нездоровое бормотание насчёт того, насколько он неправ, и что кому-нибудь ещё захочется летать, словно птица.
— Так это хорошо? — спросил Сумрак. — Уметь летать?
— А что такого? — ответил отец. — Думаю, это замечательное умение.
Сумрак по-прежнему с трудом верил в реакцию своего отца. Но он действительно выглядел восхищённым, и это помогло Сумраку избавиться от глодавшего его ощущения тревоги.
— Просто убедись, что ты находишься ниже Верхнего Предела, — сказал ему Икарон. — Птицы не потерпят ещё одного летуна на своей территории.
Всё утро Сумрак летал — ликуя, он пикировал и взмывал над поляной. Пьянящая свобода наполняла всё его тело.
Куда захочет: он мог двигаться куда захочет.
Он ловил больше добычи, чем когда-либо раньше. Теперь он был гораздо маневреннее. И что лучше всего, теперь ему больше не приходилось заниматься долгим и утомительным подъёмом обратно на дерево. Он с жалостью смотрел на других рукокрылов, карабкающихся по стволам деревьев.
Сумрак понимал, что по-прежнему быстро утомляется. Десять минут — это самое долгое время, в течение которого он мог держаться в воздухе, после чего ему требовался основательный отдых. Но благодаря тому, что он начал охотиться значительно успешнее, он понял, что в целом всё равно выигрывает во времени. Он был уверен в том, что, если он будет больше практиковаться, его мускулы станут сильнее и будут дольше держать его в воздухе.
Новость о том, что он умеет летать, облетела колонию быстрее, чем порыв ветра. Он видел, как несколько молодых зверей, в том числе Кливер, отчаянно пытались летать. Никто из них не добился большего успеха, чем Сильфида, а когда это увидели их родители, они сердито потребовали от молодых прекратить эти попытки.
В полдень, когда солнце светило ярче всего, а песни цикад почти оглушали, Сумрак нашёл Сильфиду, забравшуюся в гнездо и отдыхающую в тени. Он устроился рядом с ней и начал чиститься. Она не предложила расчесать ему спину.