Потрясённый Сумрак повернулся к Сильфиде.
— Мы ещё не видали ничего такого, — ответил Икарон.
Гирокус покачал головой:
— Мы тоже, и, возможно, никогда не увидим. Многие думают, что это просто сказки, родившиеся в испуганных головах. Но я знаю ещё вот что: с тех пор, как исчезли ящеры, все звериные королевства становятся всё больше. И с более высокой численностью подданных возникает больший спрос на охотничьи угодья. Сейчас значительно чаще стали сражаться за территорию. Даже те существа, с которыми мы обычно сотрудничали, теперь становятся драчливыми. Всё происходит так, словно мы освободились от одного врага лишь для того, чтобы породить новых — из числа старых друзей.
— Это действительно печально, — сказал Икарон. — Давайте же надеяться на то, что в итоге возобладают наши лучшие порывы.
— Это верно, — ответил Гирокус. — Но, как вы уже видели, мы остаёмся в состоянии постоянной тревоги. Мы не жаждем войны, но мы готовы к ней. Вы все сильно страдали и нуждаетесь в пище и отдыхе. Наслаждайтесь ими в безопасности в моей колонии, а завтра мы поговорим ещё.
— Спасибо, Гирокус, — ответил Икарон. — Ты очень щедр.
Было уже поздно, и Сумрак был измучен, но он боялся пробовать спать. Борозды в коре сосны были далеко не такими глубокими и удобными, как на их старой секвойе. Запах был более острым и менее успокаивающим. Попытка обустроиться на этой странной ветке остро напомнила ему о том, что Мама ушла и больше никогда не вернётся. Но с обеих сторон к нему прижались отец и Сильфида, и сон, наконец, сморил его.
Он путешествовал по странному лесу; за деревьями показалась поляна, а в центре её высилась секвойя. Там были все: они ждали его и спрашивали, почему он уходил.
— Где ты был? — спросила его мама, с любопытством качая головой.
Как же так вышло, что он заблудился? Ведь всё это время дом был совсем рядом. Неважно. Сумрак был просто переполнен радостью возвращения домой; он сел на свою ветку и начал чиститься, а в это время Сильфида, его отец и все остальные рукокрылы отправились на охоту над поляной. Но потом, даже его сон вторглись беспокойные мысли, и он знал, что всё это было лишь иллюзией, ложью. Но он по-прежнему боялся, что с его домом может случиться нечто ужасное. Он хотел сохранить его безопасным и совершенным хотя бы в своих снах, поэтому он скорее желал бы проснуться, чем смотреть, как его мир рушится ещё раз.
ГЛАВА 15. Истинная природа
Был рассвет, и Хищнозуб искал яйца. Его загнала на деревья вовсе не нехватка еды: даже после того, как четыре дня назад сбежали рукокрылы, на острове по-прежнему было полно добычи. Вчера вечером он поймал нескольких обитателей подлеска, чтобы набить себе живот. Но долгие годы, проведённые в роли охотника на ящеров, оставили свою память в виде особой любви к яйцам — к их притягательной вязкой жидкости, к нежной плоти нерождённых существ.
Оказалось, что найти неохраняемое гнездо довольно трудно. Птицы были чрезвычайно бдительны и вели себя свирепо всякий раз, когда он подбирался слишком близко. Одна из них уже расцарапала его когтями. Он хотел напасть на неё и сломать ей шею, только на помощь к ней быстро прилетели ещё четыре птицы, отогнав его прочь в вихре клювов и крыльев. Он отступил в лесную чащу.
Рядом с ним по жёстким ветвям терпентинного дерева кралась Миацида. Она стала его частой напарницей во время охоты, и он был рад этому, поскольку она показала себя самой искусной после него самого охотницей среди Рыщущих. Он даже подумывал иной раз, не согласится ли она однажды стать его брачной партнёршей. Но эта мысль приносила ему мало удовольствия, поскольку он по-прежнему часто думал о Пантере, даже когда она была потеряна для него навсегда.
Он остановился и принюхался. В этой части леса было пугающе тихо. Какое-то время он не слышал птиц и не видел гнёзд. Но его ноздрей коснулся очень характерный аромат грязи, слюны и сухой травы. Он огляделся по сторонам. Там.
Вначале он подумал, что гнездо было брошено: оно выглядело таким жалким, слегка разрушенным с одной стороны. Он взглянул на Миациду и кивнул. Они прокрались вперёд, прислушиваясь и пробуя воздух языками. Птицы в округе не издавали ни звука. Хищнозуб добрался до гнезда и заглянул внутрь.
Форма яиц вызвала у него удивление. Они были совершенно круглыми. Он никогда не видел таких яиц. Их скорлупа была белой, что обычно для птичьих яиц, но они были значительно крупнее. Он жадно облизнул зубы. Само по себе гнездо представляло собой обычную рыхлую плетёную конструкцию из травы и прутьев — оно было практически таким же, как другие, которые он разорял. Хотя яйца выглядели несоразмерно большими для этого гнезда.
— Это почти наверняка яйца ящеров, — мягким голосом сказала Миацида.
Волна неприятной дрожи пробежала вдоль хребта Хищнозуба, наполняя его одновременно и страхом, и волнением. Он скучал по тем дням, когда был охотником на ящеров. Ещё не так давно он мог и удовлетворять свою жажду мяса, и по-прежнему оставаться в рядах Рыщущих. Он подумал о Пантере, о её запахе, и почувствовал знакомое ощущение тоски, сдавившее его грудь.
Он обнюхал одно из шарообразных яиц, а затем лизнул его. У его скорлупы был странный вкус. Он отодвинулся и пригласил Миациду тоже попробовать его.
Предупреждения не было. Крючковатые когти вонзились в спину Миациды, и она задёргала лапами, начала биться и пронзительно верещать. Хищнозуб в ужасе смотрел, как её поднимает в воздух крылатое существо. Оно повисло в воздухе, огромные крылья махали почти бесшумно, а затем его клюв раскрылся и вонзился в шею Миациды.
Хищнозуб напрягся, не зная, бежать ему, или же нападать. Через считанные секунды Миациде уже ничем нельзя было помочь — её растерзанное тело обмякло в когтях этого существа. Хищнозуб попятился назад, не сводя глаз с чудовища. Оно утащило Миациду на ветку, село на её тело и начало пожирать его — прямо вместе с шерстью.
Хищнозуб никогда не видел ничего подобного. Могучие крылья заставляли это существо казаться огромным, хотя фактически его тело было не намного крупнее, чем его собственное. Вначале он предположил, что это мог быть ящер, потому что существо показалось покрытым пёстрой чешуёй, а на его голове торчало два рога. Но когда существо складывало крылья, Хищнозуб увидел, что они были покрыты перьями, а то, что он принял за чешую на его широкой груди, оказалось многослойным оперением коричнево-белой расцветки. На его голове росли не рога, а что-то вроде густых кисточек, сердито торчащих над обоими глазами. Это была птица, но такой разновидности, с какой он прежде не сталкивался. Хищник.
Она наблюдала за ним, поворачивая голову по мере его осторожного отступления под защиту переплетающихся веток. Эти злобные глаза бросали Хищнозуба в дрожь, потому что они были неподвижными, но создавалось жуткое впечатление, что их взгляд был пронизывающим и позволял видеть очень далеко. Птица убила Миациду — сильнейшую из его охотников. Она порвала её на куски, словно это была просто кучка мокрых листьев. Прежде, чем развернуться и спрыгнуть в подлесок, Хищнозуб увидел, что на ветку слетел второй хищник и присоединился к первому. Он мрачно и звучно ухнул пару раз, и из глубин леса Хищнозуб услышал несколько ответных криков.
Он пустился наутёк.
Когда он добрался до секвойи, многие из его фелид уже были на поляне, и тогда Хищнозуб издал тревожный вой, собирая остальных. В течение нескольких минут все его Рыщущие были в сборе.
— Мы должны покинуть остров, — сказал он без лишних объяснений.
Он побежал, ведя своих Рыщущих к побережью. Лес гудел от криков хищных птиц, протяжных и размеренных.
— Это что за звуки? — нервно спросил Катцен.
— Убийцы, — коротко ответил Хищнозуб.
Фелиды мчались через подлесок. Нельзя было сказать точно, с какой стороны доносятся крики. Другие птицы сидели тихо, словно боясь, что их утренний хор привлечёт внимание чудовищ. Глаза Хищнозуба осторожно оглядывали ветви над головой.
Выбравшись из-под деревьев на берег, он обрадовался, увидев, что вода отступила, и вновь возник песчаный перешеек.