— Последний раз еды было мало, — провизжало зловонное существо.
— Прости, что это вызвало твоё недовольство. На этот раз, обещаю, угощение будет гораздо более щедрым. Я уверен, что это доставит тебе огромное удовольствие.
— Ради вашей же пользы, надеюсь, что это так. Помните, что вы находитесь в безопасности до тех пор, пока соблюдаете наше соглашение.
— Конечно.
— Вы кормите меня. Я защищаю вас.
— Приходи ровно на закате. К тому времени мы будем готовы.
— Приду.
Отвратительный голос ничего больше не сказал, и Адапис, не теряя времени даром, развернулся и поскакал в сторону дома. Сумрак забился поглубже за свою завесу из листьев, прижимаясь к коре. Он подождал ещё несколько мгновений, пока бегущие-по-деревьям проходили мимо, а затем полетел обратно к древу пиршеств. Он оказался бы там быстрее, если бы сильнее махал парусами. И он постарается убедить отца принять нужное решение.
Он выглянул из-за листьев, чтобы посмотреть, где сейчас бегущие-по-деревьям, но в этот момент кто-то схватил его сзади. Он обернулся, вытянув шею, чтобы увидеть, кто его держит. Это оказались двое спутников Адаписа: каждый из них сжимал по одному из его парусов в своих ловких и проворных руках. Он не ожидал, что они будут такими сильными.
— Отпустите меня! — прошипел он, напрасно пытаясь вырваться.
Внезапно перед ним предстал Адапис, держащий в руке ягоду.
— От тебя одни лишь неприятности, — сказал он.
— Я не специально, — ответил Сумрак, поражённый обиженным тоном слов Адаписа.
— Мы пригласили на пир весьма особенного гостя.
— И кто же это такой? — поинтересовался Сумрак.
— Ещё один почётный гость. А ты, наверное, хочешь пить.
Сумрак дёрнулся назад, но Адапис настойчиво ткнул ягоду в его морду. Сок брызнул по шерсти Сумрака. Он плотно стиснул челюсти, а сердце металось у него в груди.
— Так-так, — произнёс Адапис. Он положил свободную руку поверх ноздрей Сумрака и сильно сжал.
Сумрак дёргал головой из стороны в сторону, пытаясь сдвинуть эти сильные пальцы, но они не сдвигались. Ягода истекала соком напротив его сомкнутого рта. Ему не хотелось её есть. Но он задыхался. Больше уже не в силах выдерживать это, он широко раскрыл рот и всосал глоток воздуха; в ту же секунду Адапис втолкнул ягоду ему в рот и крепко сжал его челюсти обеими руками.
Сумрак должен был или сглотнуть, или задохнуться.
Он сглотнул.
Адапис разжал руки.
Вкус ягоды был вяжущим, и он подавился, стараясь выплюнуть как можно больше.
— Дай ему ещё одну, чтобы наверняка! — сказал один из бегущих-по-деревьям.
— Для детёныша этого вполне достаточно, — ответил Адапис.
— Что это такое? — возмущённо спросил Сумрак, боясь, что его отравили.
— Это особое угощение, которым на пиру будет лакомиться вся твоя колония, — ответил Адапис. Его огромные глаза расширились, и он выглядел огорчённым. — Мне очень жаль, Сумрак. Всё изменилось, ты сам это видишь. Мы делаем то, что должны делать, чтобы выжить. Иногда приходится совершать не самые лучшие поступки.
— Что? — произнёс Сумрак, ощущая себя сбитым с толку и непривычно вялым. — Что ты имеешь в виду? — проговорил он упавшим голосом и зарыдал. — Я хочу вернуться к Папе и к Сильфиде…
В этот момент Адапис отвернулся, словно почувствовав стыд.
Несмотря на охвативший его ужас, Сумрак настолько обессилел, что единственное, что он сумел сделать — это повалиться на кору дерева, тяжело дыша и чувствуя, как его окутывает тьма.
Он старался вырваться из объятий сна. Невероятным усилием он открыл один глаз, затем второй. Свет пробивался сквозь лес наклонными лучами. Он оглядывался по сторонам, не понимая, где находится. Сердце стучало в груди, а память начала пробуждаться: вначале как тихий ручеёк, а затем как бурный поток. Нечто ужасное в лесу; бегущие-по-деревьям, вцепившиеся в него; Адапис, заталкивающий ягоду ему в рот. Внезапно он почувствовал сильный приступ тошноты, и его несколько раз вырвало на ветку. Он с омерзением отшатнулся.
Неужели сейчас было уже утро? Мечущееся в панике сознание подсказало, что солнце светит с запада. Это закат, а не восход. «Приходи ровно на закате», — так сказал Адапис. В лесу жила чудовищная тварь, и она шла на пир. Он должен был предупредить свою колонию.
Он быстро пополз и прыгнул в воздух, взяв курс на древо пиршеств. Боль пронзила его паруса в тех местах, где их выкручивали бегущие-по-деревьям. Каждый взмах давался с усилием, и ему не удалось улететь слишком далеко: он вынужден был совершить посадку, чтобы отдышаться. Сумрак ощущал невероятную слабость: его мускулы были по-прежнему налиты лишающими сил соками ягоды.
Он вновь бросился в воздух, но опять двигался больше вниз, чем вперёд. Ему просто не удавалось собрать достаточно сил, чтобы махать парусами. Он заплакал от ярости и огорчения.
Земля была не так уж далеко под ним, и в меркнущем свете дня он разглядел густые заросли растений. Чай. Он немедленно свернул к ним, с большим трудом сел на землю и оторвал от стебля один лист.
Он начал торопливо пережёвывать его. Лист был горьким на вкус и заставил его глаза заслезиться, но он съел ещё один в придачу. Эффект был почти мгновенным.
Сердце забилось гораздо сильнее, и беспокойная дрожь встряхнула его конечности. В голове прояснилось. Ему хотелось двигаться.
Его паруса взбили воздух и подняли его над землёй. Он ощущал себя бодрым и живым. Солнце почти село, и между деревьями сгущалась тьма. Он воспользовался эхозрением, чтобы проложить себе курс, огибая ветви и каскады лиан. Дыхание стало сбивчивым, но он рванулся вперёд ещё сильнее. В полёте он принюхивался и прислушивался, остерегаясь появления чудовищной твари. Успела ли она пройти этой дорогой?
В чётко видимом серебристом мире его эхозрения всё выглядело таким непохожим на реальность, что он едва не пролетел мимо древа пиршеств. Свернув, Сумрак начал снижаться по спирали. На широких нижних ветвях он разглядел тёмные очертания членов своей колонии. Уже в следующую секунду он понял, что ни один из них не двигался. Не было видно ни одного бегущего-по-деревьям.
— Папа? Сильфида?
Он осторожно порхнул поближе, нюхая знакомый запах своей семьи. Но в воздухе висел нездоровый запах той же самой ягоды, которая погрузила его в сон — его выдыхали ослабевшие рты всех рукокрылов.
Они не были мёртвыми: всего лишь без сознания — и совершенно беспомощными — растянувшиеся среди остатков своего ядовитого пиршества. Кожа Сумрака под слоем его шерсти стала липкой, когда он, наконец, осознал, что здесь случилось.
— Проснитесь! — кричал он, пробираясь среди рукокрылов в попытке найти отца и сестру. Некоторые из них встряхивались, недовольно бормоча.
— Сильфида!
Сумрак обнаружил её в одной куче с группой других молодых рукокрылов. Он подтолкнул её голову своей. Она отодвинулась, но не проснулась.
В лесу раздался какой-то хруст.
Сумрак замер. Он вглядывался в темноту. Сейчас было очень тихо. Не было слышно даже обычного ночного стрекотания насекомых. Затем хрустнуло во второй, и в третий раз. Медленные и продолжительные паузы между звуками позволили ему понять, что он слышал приближение какого-то огромного двуногого существа.
— Сильфида, — рявкнул он в ухо сестре. — Проснись!
Он куснул её, и она издала яростный вопль, дёрнувшись прочь.
— Ты что, укусил меня? — сердито спросила она.
— Начинай будить всех остальных. Кричи громче, как ты любишь! Кусай их, если надо, но только разбуди их!
— А где был ты? — спросила она, смущённо насупившись. — Тебя не было на пиру, и…
— Забудь, Сильфида! Кто-то идёт сюда. Где Папа?
— Думаю, там.
В лесу послышался хруст ещё нескольких шагов, и Сильфида невозмутимо посмотрела в ту сторону.
— Большая штука, — пробормотала она.
— Шевелись, — приказал он ей. — И заставь каждого из них помогать тебе изо всех сил.