Сумрак поспешил по ветке, нарочно побольнее наступая на всех рукокрылов, оказавшихся у него на пути, шипя им в уши, чтобы они проснулись. Нова, Сол и Барат спали рядом с его отцом. Он ткнул в Папу головой, окликая его вновь и вновь. Он знал, что его голос, вероятно, хорошо слышен в лесу, но уже ничего не мог с этим поделать.
— Что такое? — сиплым голосом спросил Икарон после некоторой паузы.
— Папа, кто-то идёт сюда, чтобы съесть нас!
Отец встряхнулся и встал, моргая глазами:
— Где?
Сумрак указал подбородком в ту сторону.
Тишина была такой же давящей и застывшей, как темнота.
Сумрак принюхался, но ветер дул с его стороны, и он ничего не почуял.
— Сумрак, ты уверен? А где бегущие-по-деревьям?
— Давно уже ушли. Я видел, как Адапис говорил с каким-то существом в лесу.
Я пытался побыстрее вернуться и предупредить вас, но они поймали меня и усыпили. Точно так же, как и вас всех.
Икарон нахмурился, копаясь у себя в памяти.
— Мы пировали, и…
Отец тревожно огляделся и увидел тёмные силуэты сонных рукокрылов, многие из которых теперь уже проснулись и вяло ползали.
Хруст ещё двух шагов раздался в темноте, уже гораздо громче. И вновь тишина. Кто бы это ни был, он был уже близко. Сумрак вспомнил помёт, который он видел, и его размеры. Его внутренности скрутило.
— Буди всех! — проревел Икарон. — Скажи, чтобы лезли вверх! Мы в большой опасности!
Он развернулся и начал будить остальных старейшин. Сумрак порхнул на соседнюю ветку и начал будить остальных членов колонии, топча, щипая, крича на них, делая всё, что мог, чтобы вырвать их из лап этого неестественного сна. Чем больше рукокрылов он будил, тем больше у него было помощников, но многие из них ужасно ослабели от яда ягоды, и Сумрак в страхе думал о том, что они могут недостаточно быстро добраться до безопасного места. Бегущие-по-деревьям очень умно придумали: они устроили пир на самых нижних ветках, некоторые из них качались не больше, чем в четырёх футах от подлеска.
— Залезайте на ствол! — кричал он. — Поднимайтесь как можно выше!
Неожиданно ветерок подул в другую сторону, и ноздри Сумрака сжались от вони разлагающейся плоти. Другие наверняка тоже почуяли его, потому что он увидел, как многие рукокрылы повернули головы в ту сторону и вздрогнули.
В ночи раздавался топот тяжёлых шагов.
Сумрак замер на месте, не в силах отвести взгляд. Ветви, папоротники и кустарник смялись, и перед его глазами предстало чудовище.
Он не знал, кто это был — птица, зверь или ящер.
Чудовище шагало на двух огромных сильных ногах; это были ноги птицы, с тремя толстыми когтистыми пальцами, направленными вперёд, и одним, торчащим назад, с крючковатым когтем свирепого вида. Гигантская голова казалась слишком крупной для её туловища; она была вооружена высоким смертоносным клювом. Её мускулистое тело обладало плотными покровами, а крыльев практически не было — всего лишь небольшие оперённые пеньки, явно непригодные для полёта. На её гузке торчал густой пучок клочковатых хвостовых перьев. Ростом она была в десять футов: её голова была намного выше ветвей, на которых спали рукокрылы. Поперёк её правой ноги тянулся длинный шрам, и она хромала, когда она бежала, а отталкивающий запах опережал её появление.
Какую-то секунду она медлила, вытягивая шею, готовясь собирать рукокрылов, которые в ужасе копошились единой массой на ветвях и стволе дерева.
— Вы должны были спать! — завопила она и понеслась к ним, сломя голову.
Сумрак в отчаянии оглядывался, пытаясь найти Сильфиду и своего отца, но теперь вокруг был сплошной хаос, потому что испуганные рукокрылы карабкались по тем, кто всё ещё дремал.
Чудовищная птица добежала до нижних ветвей и напала. Её мощные плечи наклонились вперёд, шея вытянулась, а клюв раскрылся. Когда она отступила, два рукокрыла были наколоты на её крючковатый клюв, а затем их пропихнул в глубины её рта мускулистый серый язык. Голова чудовища поворачивалась из стороны в сторону, глаза сверкали фиолетовыми огоньками. Влажный воздух, шипя, выходил из щелей по бокам её клюва.
Она нападала раз за разом, схватывая с ветки рукокрылов — и спящих, и бодрствующих. Казалось, ничто не могло утолить её ужасный аппетит. Она хотела ещё больше. Она хотела их всех. Ствол кишел рукокрылами, старающимися забраться повыше; другие, оказавшись в ловушке на ветвях, спрыгивали с них и планировали на землю, надеясь спрятаться в подлеске.
— Лезьте выше! — услышал он голос своего отца, кричащего где-то слева от него. — Она за вами не полезет! Поднимайтесь выше!
Сумрак хотел взлететь, чтобы быть в безопасности, но не раньше, чем убедится, что с Сильфидой всё в порядке. Чудовище поставило левую лапу на ветку, где он сидел, вцепилось в неё когтями и сломало её пополам. Не пришедшие в себя рукокрылы посыпались на землю. Сумрак отлетел в сторону и заметил Сильфиду, которая, расправив паруса, планировала в подлесок. Он спустился вниз и сел рядом с ней. Ноги чудовища были не дальше, чем в пяти футах, возвышаясь над ними.
— Живее! — сказал Сумрак и пополз вместе с ней по земле в сторону ближайшего ствола дерева.
На какое-то время голова чудища отвернулась от них: она склёвывала лежащих без сознания рукокрылов и глотала их, тряся головой. Сумрак и Сильфида добрались до ствола и полезли вверх.
— Просто улетай, — прошипела ему Сильфида.
— Всё хорошо, — он пытался держаться бодрее.
Чудовище шумно выдохнуло. Обернувшись, Сумрак увидел, как она оглядывает древо пиршеств. Его нижние ветви уже были совсем пустыми. Сумрак с облегчением заметил, что многие из рукокрылов, хотя и были вялыми, всё же сумели забраться вверх и оказались вне досягаемости этого смертоносного клюва.
— Это совсем не пир! — заверещала тварь.
Она развернулась и неподвижно застыла. Почти в полной темноте Сумрак не мог проверить, на что она смотрела. Он издал звук, и эхо от него осветило чудовищную птицу. Её голова была обращена прямо на него, а глаза сверкали. Её образ размылся, когда она бросилась к ним.
— Продолжай лезть! — крикнул он Сильфиде и бросился в воздух, раскрывая паруса.
Он должен был выиграть время, чтобы Сильфида смогла забраться повыше.
— Эй! Гляди сюда! — крикнул он чудовищу, налетая на него.
Голова существа дёргалась туда-сюда, пытаясь разглядеть его, когда он беспорядочно порхал по сторонам. Внезапно она сделала выпад. Он не был готов к её броску. Клюв летел ему навстречу, и Сумрак затормозил, свернув в сторону. Тухлое дыхание существа обдало его, и клюв сжал кончик его левого паруса, сомкнувшись на нём.
Он врезался в шею твари. Её гладкие перья были густыми, и на мгновение его когти запутались в них. Чудовище развернулось, пробуя схватить его. Сумрак вытянул свои когти, захлопал парусами и вырвался на свободу. Собственные куцые крылышки чудовища трепетали, когда тварь верещала от досады.
Сумрак больше не давал ей шанса. Он кружился высоко над головой твари, осыпая её оскорблениями, пока с челюстей существа не закапала от ярости пена. Она подскочила, пытаясь его схватить, но оказалась слишком тяжела, чтобы добраться до него. Когда Сумрак счёл, что Сильфида забралась достаточно высоко, чтобы не пострадать, он полетел обратно к дереву. Она была в безопасности. Он устроился рядом с ней, пытаясь отдышаться.
Чудовище снова повернулось к древу пиршеств и начало искать лежащих без сознания рукокрылов, которых оно упустило. Она отклонила свою мускулистую шею назад и с глупым видом уставилась на выживших рукокрылов, который уже были вне её досягаемости. А потом она испустила ужасную высокочастотную трель, которая заставила уши Сумрака дрожать от боли.
— Где Папа? — спросила Сильфида.
— Он выбрался. Думаю, что выбрался. Нам нужно туда добраться.
— Адапис! — верещало чудовище. — Это был не пир! Ты обещал мне пир, Адапис, и ты мне его дашь!
— Адапис собирался скормить нас этой твари? — воскликнула Сильфида.