Эйдриан накрыл ладонью ее сжатый кулачок, в его зеленовато-голубых глазах вспыхнуло беспокойство.
— Послушай, я ведь не слепой. И заметил, что у тебя скопился неплохой арсенал… и то, что ты втайне от всех учишься обращаться с оружием, чтобы помочь мне сражаться с вампирами. Но это не твоя битва, малышка, а моя.
Порция выдернула руку.
— Послушай, Эйдриан, я уже не ребенок. Мне двадцать три года! — запальчиво бросила она.
— А раз так, возможно настало время вести себя разумно, — отрезал он.
Порцию так и подмывало возразить — покровительственный тон Эйдриана и его манера разговаривать с ней, как с неразумным ребенком, бесили ее до зубовного скрежета. Резко поднявшись, она выпрямилась во весь свой рост (пять футов два дюйма), отчаянно жалея при этом, что на ней нет одной из ее обожаемых шляпок, которые она надевала, чтобы казаться повыше.
— Очень хорошо, — холодно процедила она. — Раз уж ты напомнил мне, что я взрослая, стало быть, мне не требуется твое разрешение, чтобы встретиться с твоим братом.
Эйдриан ласково обнял девушку за плечи. В голосе его вдруг появились просительные нотки, и девушка сразу почувствовала себя неуютно. Уж лучше бы он и дальше рычал на нее, с раскаянием подумала Порция.
— Неужели ты забыла, что за последние две недели погибли четыре женщины? Что их тела были высосаны досуха, а после брошены на грязных улочках в районе Чаринг-Кросс и Уайтчепела? Все эти шесть лет я только и делал, что старался очистить наш город от вампиров. И заметь, эти убийства начались сразу же после того, как поползли слухи, что Джулиан вернулся в Лондон! Неужели ты действительно веришь, что это просто совпадение?
Порция бесстрашно встретила его взгляд.
— А ты… неужели ты и в самом деле веришь, что твой собственный брат способен на такое зверство? — с вызовом бросила она.
Эйдриан отшатнулся.
— Я уже сам не знаю, на что он способен, — глухо пробормотал он. — Откуда мне знать, какой он теперь? Но он мой брат. И я отвечаю за него, понимаешь? И если кто-то должен выяснить, причастен ли он к этим убийствам, то это буду я. — Они с Каролиной снова обменялись взглядами. — Я отправлюсь к нему на рассвете, с первыми лучами солнца.
— На рассвете? — переспросила Порция. — Иначе говоря, когда он будет наиболее уязвим, да?
С губ Каролины сорвался слабый протестующий возглас, но Порция уже закусила удила.
— Молчи, Эйдриан… Мне ли не знать, чем заканчиваются для вампиров эти ваши встречи на рассвете! И какое же оружие ты прихватишь с собой на этот раз? Распятие? Осиновый кол? Арбалет? По-моему, именно с его помощью ты расправился с самыми кровожадными из попадавшихся тебе вампиров. Не сомневаюсь, что в один прекрасный день ты решишь опробовать его и на своем брате. Это только вопрос времени.
Эйдриан осторожно коснулся кончиком пальца бархотки, обвивавшей изящную шейку свояченицы. Лицо его как будто разом постарело — сейчас он казался много старше своих тридцати пяти лет.
— Лучше уж пусть мой собственный брат падет от стрелы из моего арбалета, чем еще одна несчастная женщина — ты или другая — почувствует на своей шее его клыки!
Круто развернувшись на каблуках, он вышел из комнаты. Порция с умоляющим видом повернулась к сестре, надеясь найти в ней союзника. В конце концов, разве не она когда-то помогла Каролине доказать, что Эйдриан не преступник и не убийца, хотя все вокруг считали его виновным?
Но Каролина укоризненно покачала головой:
— Ох, Порция, зачем ты так? Ему ведь и без того тяжело… а ты делаешь все только хуже! Если бы ради моего спасения Эйдриану не пришлось убить Дювалье, — сказала она, вспомнив безжалостного вампира, превратившего Джулиана в одного из себе подобных. Дювалье высосал из него душу в тот самый момент, когда она расставалась с телом, — возможно, Джулиану давным-давно удалось бы вернуть свою бессмертную душу. И не пришлось бы ему скитаться по свету в поисках того вампира, который в свое время инициировал Дювалье.
Вспомни, сколько лет пришлось сражаться Эйдриану, чтобы спасти своего брата. Сколько раз ради этого он рисковал жизнью! Каково ему думать, что все его усилия, возможно, были тщетны? Что он чувствует, подозревая, что смерть этих несчастных женщин на его совести? — Подхватив дочь на руки, она вслед за мужем вышла из комнаты. Уже возле самой двери она обернулась и бросила на младшую сестру полный молчаливого упрека взгляд. Элоиза, уронив голову на плечо матери, растерянно хлопала огромными серыми глазами.