— Шагая по песчаному пляжу и глядя, как волны разбиваются о берег, я определенно чувствую и опасность, и красоту. Но здешняя природа для меня слишком… банальна.
— Вы не можете изжить в себе девушку из Калифорнии… — Он с легкой усмешкой покачал головой. — Как же вы оказались в этой лучшей частной школе, равно удаленной как от Западного, так и от Восточного побережий?
— Это, в общем, долгая история.
— Но мы же пока не торопимся. И вы, кстати, можете опустить историю приезда сюда, сославшись на ценную школьную программу, способствующую литературному творчеству. Мне известно, что вы появились здесь как своего рода литературный вундеркинд и до сих пор умудряетесь удивлять всех своими талантами и обаятельной индивидуальностью.
Я почувствовала себя польщенной до глубины души и в то же время на редкость уязвимой.
— В какой-то мере, — удалось выдавить мне.
— Вздор, — возразил он, — вы уже покорили здесь всех и каждого…
— Кроме вас, естественно?
— А вы не думаете, что мы с вами, — вдруг спросил Даллас, так резко остановившись и повернувшись ко мне, что я едва увернулась от столкновения, — отличаемся от всех?
— Наверное, отличаемся, — согласилась я, отметив, что вблизи исходящий от него запах сигарет дополняется каким-то благоуханием. Приятный мужской запах… или по крайней мере так могло пахнуть от человека, который не ленится почаще менять свои синие рубашки, избегая стирки.
Мы продолжили путь в молчании, насыщенном звуками природы. Ветер шелестел листьями, воздух оживляло стрекотание цикад, щебетали птицы, готовясь к предстоящему путешествию на юг, а высоко в небе даже пролетал самолет.
— Мой отец создал для меня миф, и три последних года я провела в попытках соответствовать ему, — наконец призналась я.
Впервые. До сих пор я не признавалась в этом никому. Даже Йену.
— Судя по всему, вы преуспели.
— Мне понравился и сам Гленлейк, и его писательская программа, — сказала я, надеясь, что он не увидит, как покраснели, должно быть, мои щеки, — но приезд сюда не был результатом моего выбора.
— Вас сбагрили в школу-интернат в расцвете вашей юной жизни в Беверли-Хиллз?
— Скорее уж в расцвете папиной карьеры и его новой роли по жизни — любящего мужа и любящего отца для моей мачехи и мелких сводных сестричек, с постоянными посягательствами на мою свободу.
— Ну и дела! — воскликнул Даллас.
— Честно говоря, все это лето я провела, слушая включенную на полную громкость «Улицу Сезам» и скучая по Гленлейку.
— А что же ваша родная мать?
— Умерла, — сообщила я тоном, не допускающим дальнейших обсуждений, явно осознав, что надо пресечь дальнейший разговор на эту тему.
— Извините, очень жаль, — откликнулся Даллас, поняв намек.
Я старалась не думать о маме. Слишком болезненными оставались воспоминания. Но иногда я избегала мыслей о ней потому, что почти не сомневалась: теперь она стала всевидящей и вездесущей.
Глупо, я понимаю.
Дальше мы шли в молчании. Наконец деревья расступились, и закончилась сама эта изрытая колеями дорога. Мы оказались на травянистой поляне с видом на озеро.
Даллас взял меня за руку и подвел к скалистому выступу. Я пыталась убедить себя, что моя нервная дрожь вызвана тем, что я смотрела с отвесного обрыва на блестевшую далеко внизу воду. Но это не объясняло, почему мои пальцы вдруг стали на редкость чувствительными. Из головы улетучились все мысли, кроме той, что учитель коснулся меня и моя рука соприкоснулась с его рукой. Странное, почти интимное прикосновение. Я лишь надеялась, что моя ладонь не вспотела.
Быстро отступив назад, я сказала:
— Я боюсь высоты.
— Вы в безопасности, — прошептал Даллас, мягко подводя меня обратно к краю, — уверяю вас.
Я постаралась успокоиться, но ноги предательски дрожали.
— Под этим прекрасным спокойствием таятся смятенные и бурные течения, — продолжил он, отпустив мою руку и мягко, но крепко обняв меня за плечи. — А теперь закройте глаза.
Я закрыла.
— Когда вы откроете их, я хочу, чтобы вы описали мне все, что увидите перед мысленным взором. И почувствуете.
Я долго стояла, зажмурившись, но наконец, опять глянув вниз, сказала:
— Отвесная земная твердь скалы отступает перед…
— Перед?
— Хладным, волнуемым ветром серебром волн…
— Неплохо. Но вы можете лучше.
— Уверенных в том, что осень и зима принесут… ледяные объятия. Ведь под этой водной гладью сокрыто неведомое…