Он вдруг резко затормозил, высунулся в окно и кому-то погрозил:
– Откуда ты только взялся?! Ну чисто мышь из-под колес выскочил!
В заросли метнулся какой-то низкорослый тощий человечек в белой замызганной каскетке.
«Скалолазка?! – изумилась Ольга. – Неужели он?! Только что про него думала! Вот уж правда: вспомни о черте, а он уж тут!»
– Ой, стойте, стойте! – заблажил вдруг старший сержант Никонов. – Кажется, этот человек свой мобильник потерял на месте происшествия!
– Кто, он? – вытаращил глаза Гриша. – Да у этого бомжа отродясь никакого мобильника не было и быть не могло! Он бы его в секунду пропил! У нас его все врачи знают, правда, Ольга Васильевна?
Она молча кивнула. Горло сжимало судорогой, говорить было просто невозможно, по спине словно чья-то ледяная лапа прохаживалась.
Невозможно забыть, чему предшествовало первое появление Скалолазки на ее пути. Конечно, он тут ни при чем, он никак не мог свести с ума Игоря, и к пистолету он, конечно, не имел никакого отношения, следствие проверяло. А все-таки… все-таки страшно!
– Ну вообще-то да, наверное, вы правы, – задумчиво протянул Никонов. – Даже странно, что у такого ошлепка мог оказаться крутой сотовый! Просто этот ваш Скалолазка топтался на месте происшествия, когда мы подъехали. А потом мы нашли мобильник, с которого нас вызвали.
– Может, это телефон пострадавшего? – предположил Гриша. – Беднягу придавило, но он все же смог позвонить…
– Вообще-то он тоже мало похож на владельца «хуавэя», – хмыкнул Никонов.
– Ну и название! – фыркнул Егорыч. – Матюгальник, а не название.
– Вообще-то надо произносить «уавэй», – авторитетно заявил Гриша.
– Да хоть горшком назови! – хохотнул Егорыч.
– Ага, – согласился Никонов, – главное, что телефон классный, наш старший лейтенант на него запал. Как бы не прилип мобильничек к его рукам!
И осекся, испуганно зыркнув по сторонам: не слышал ли кто, как он свое начальство заложил?
Бестактный Егорыч захохотал, Гриша тонко усмехнулся, а Ольга, которая с трудом справилась, наконец, со своей тоской, вспомнила о деле:
– Так что там с пострадавшим? Зачем он деревья-то рубил? В самом деле на дрова?
– Просто снесет дерево, подожжет сухие ветки – и уйдет, – сказал Никонов.
– А зачем? – изумился Гриша.
– Да бес его знает, – пожал плечами полицейский.
– Не поминайте нечистого всуе, он только и ждет этого, чтобы к человеку привязаться и сбить с пути истинного, – изрек Гриша.
Полицейский вытаращил глаза, Егорыч обернулся и подмигнул Ольге, которая вяло улыбнулась: ее фельдшер был человеком воцерковленным, а потому любил иногда завернуть чего-нибудь этакое, над чем Егорыч никогда не преминывал похохотать и откровенно называл все это бредом.
Вообще можно себе представить, как бы он хохотал, если бы Ольга завернула что-нибудь из того бреда, который так и рвался у нее с языка! Хотя, наверное, Егорыч сделал бы ей скидку на недавнюю трагедию. Кстати, именно после нее в голову стало лезть всякое… невесть что…
Например, несколько дней назад, когда Ольга стояла на крыльце своей районной подстанции «Скорой помощи» и ждала выезда, она увидела, как в траве у забора что-то слабо мерцает.
«Неужели светлячок? – изумилась она. – В городе – светлячок?»
Шагнула было туда, чтобы разглядеть получше, но в эту минуту из гаража выехал Егорыч, включил фары – и чудесное мерцание в их свете растворилось. А у Ольги в голове кто-то будто прошептал: «Светящихся червячков-светлячков считают душами кающихся грешников».
С чего бы это? Вроде и не с чего!
А недавно, когда Ольга стояла под тепленьким слабеньким душем (мыть волосы горячей водой ей было пока запрещено, да и чего там мыть-то, господи?!), кто-то словно бы пробормотал: «Горох раскидывают по углам или бросают в печь для душ умерших: говорят, голодные души с плачем ходят по дому, где забыли этот обычай».
Но это еще ничего! А как насчет такого вот мыслительного выверта? «Некоторые люди говорят, что, если кто-то страдает чахоткой, надо ему зарезать корову и лезть по брюху ее до горла – и тогда уйдет болезнь. Правда, неизвестно, пробовал ли кто на себе это средство или нет».
Ну вот к чему это?! Может, права подруга Надюш- ка, которая уверяет, что Ольге пора бросить «Скорую», пока окончательно с ума от этой «психической работы» не сошла? Мало ей, дескать, того, что с ней случилось? Ведь к ней не только физическое, но и душевное здоровье после той истории с прыжком из окна с трудом вернулось!
– Неужели ты не понимаешь, что работа меня отвлекает от того, чем стала теперь моя жизнь? – сухо ответила тогда Ольга, и Надюшка, сочувственно всхлипнув, посоветовала на худой конец вернуться из реанимации в линейную бригаду – там-де поспокойней.