Вчера, наконец, коллеги уговорили Эдну Корн выбраться на поверхность.
Эдна с трудом отогнала тяжелые призраки сна, потянулась, села.
Она протянула руку к компьютерному терминалу и нажала на клавиши. Над кроватью вспыхнул голографический огранённый хрустальный шар голубоватого оттенка, пронизанный мягким светом. Эдна полностью расслабилась и стала внимательно всматриваться в играющие всеми цветами радуги мелкие грани. Знакомое чувство пришло, как всегда, внезапно. Эдна, умело управляя дыханием, стала погружаться в транс. Комната исчезла.
3
Хлопок крыльев заставил Малиналь поднять голову. На ветку села птица кецаль. Малиналь залюбовалась царственной красотой. «Нет птицы прекраснее кецаля, — подумала она. — Даже колибри, этот маленький летающий драгоценный камень, проигрывает гордой свободной красоте». И вдруг ей показалось — птица как–то странно смотрит на неё. Она глянула кецалю в глаза и вздрогнула. Птица смотрела с жалостью. Несколько бесконечных мгновений человек и птица смотрели друг другу в глаза, затем кецаль сорвалась с ветки и стремительно ушла в ослепительно–бирюзовую бездну неба.
Поражённая Малиналь немного постояла и пошла к городу.
Войдя в Табаско, прошла две огромные ступенчатые пирамиды — теокалли, храмов Кецалькоатля, точнее Кукулькана — жрецы ацтеков дали богу майя своё имя, и главному богу ацтеков, богу войны — Уицилопочтли, и подошла к дворцу касика.
— Малиналь, где тебя носит? — подбежала служанка. — Правитель приказал срочно тебя найти.
Малиналь кивнула и вошла в покои касика.
Вот уже несколько лет она, рабыня Малиналь, была на особом положении, став, по сути, тайной советницей правителя, сумевшего оценить её незаурядный ум.
Касик восседал в кресле, при нём был незнакомый паба — жрец.
— Вот и ты, Малиналь, — приветливо кивнул касик, — тебя желает видеть этот человек, — он показал на пабу.
Незнакомый жрец испытующе глянул на неё острым пронизывающим взглядом.
— Здравствуй, прекрасная Малиналь, — сказал он, — я прибыл к тебе по поручению настоятеля нашего храма — храма великой Тлацолтеотль. Он желает видеть тебя.
Малиналь на миг растерялась, сумев, однако, скрыть это от касика и жреца. Визит к настоятелю храма мог означать что угодно, даже то, что её решили принести в жертву великой богине, которую многие майя тайно почитали гораздо больше мужских богов.
— Но зачем я, простая рабыня, понадобилась такому святому человеку? — чуть удивлённо спросила она, не выказывая и толики волнения.
— Ты не простая рабыня, прекрасная Малиналь, — некоторой торжественностью ответил жрец, — зачем же ты понадобилась, о том знает лишь сам настоятель, не я.
Осталось только подчиниться.
Путь к храму был долгим. В отличие от многих других, он затерялся во влажной тропической сельве, и когда они подошли к великолепной теокалли, солнце уже скрылось. Во внутренних покоях их встретил сам верховный жрец. Малиналь по обычаю простёрлась ниц, но тот, лёгким движением руки удалив её спутников, заботливо помог ей подняться.
— Садись, Малиналь, — он указал на резное кресло, в такое же сел и сам. — То, что я скажу, удивительно, — с волнением продолжил жрец. — Много лет я служу Тлацолтеотль, но никогда такого не было в моей жизни. Были знамения, которые означают, что тебя хочет видеть великая богиня.
— Сама Тлацолтеотль?! — потрясённо спросила Малиналь.
Она давно интересовалась древней религией майя, и чем больше узнавала, тем больше поражалась её глубине и мудрости. Но ни в одном из древних документов, а их она прочла немало, не встретилось упоминания о том, чтобы великая богиня пожелала личной встречи со смертной женщиной, тем более рабыней.
— Поверь, я удивлён не меньше тебя, но другому толкованию знамения не поддаются. Сейчас ты немного отдохнёшь, а потом войдёшь в покои, в которых даже я никогда не был, — торжественно сказал жрец.
Перед Малиналь открылась дверь небольшой комнаты, в которой не было окон. Посреди комнаты, непонятно как, висел в воздухе человеческий череп, выточенный из цельного куска горного хрусталя. Череп пронизывал свет. В глазницах свет был особенно мягким.