Он в который раз проклинал свою неспособность вспомнить основные вещи, бесспорные, важные для них обоих. Если она так же бродила в неведенье, то они оказались в большой опасности. Было печально знать только мелкие частички всего.
«Ты чувствуешь эту землю. Я ощущаю твою связь с землей. Я точно знаю, что ты моя, что мы должны быть вместе».
Шиа покачала своей головой.
— Моя мать была ирландкой. Мой отец из этих краев, но я его никогда не видела. Я впервые приехала сюда всего лишь несколько месяцев назад. Я клянусь, что никогда не была здесь прежде.
«У нас нет беспорядка и болезней. Наши люди появились в начале времен».
Он не знал, откуда берется эта информация. Просто она была.
— Это невозможно. Людям не требуется кровь для выживания. Я врач, Жак. Я все время делаю медицинские обследования. Я знаю. Это большая редкость. — Она почувствовала, что не может выдохнуть.
«Ты можешь признать, что я могу оставаться похороненным и живым вечно, но ты не хочешь допустить, что наши люди существуют?»
Наклонившись, Шиа стала поднимать разбитые осколки стакана, нуждаясь в чем-то, что могло бы ее занять, пока она попробует успокоиться. Что он в действительности сказал ей? То, что у него не было нарушения кровообращения, но он был другого вида или… разновидности?
— Мы не знаем, как долго ты там был, — сказала она тревожно, медленно вытирая сок.
«Когда тебе показали мою фотографию?»
Шиа выкинула битое стекло в мусор.
— Года два назад, — сказала она неохотно. — Убийство вампиров произошло лет семь назад. Они утверждали, что это фотографии именно тех жертв. Но это невозможно для тебя, выживать так долго. Это означало бы, что ты был захоронен с колом в сердце в течение семи лет. Это невозможно, Жак. — Она повернулась к нему, смотря на него огромными глазами. — Не так ли?
«Нет, если бы я не остановил свое сердце и легкие. А моя кровь не перестала бы бежать», — объяснил он, тщательно подбирая свои слова, испуганный тем, что расстраивает ее.
Но у этого оказался обратный эффект.
— Ты можешь делать такое? Действительно можешь? — теперь она была взволнована. — Ты можешь управлять своим сердечным ритмом, замедлять его или ускорять? Боже мой, Жак, это невероятно. Есть монахи, которые могут делать что-то похожее, но у них это не так ярко выражено, как ты говоришь.
«Я могу останавливать сердце в случае необходимости. И ты можешь останавливать свое».
— Нет, я не могу. — Эту идею она отвергла, как бред, отмахнувшись рукой. — Но ты действительно делаешь это? Останавливаешь свое сердце? Это то, как ты сумел выжить, заживо похороненный? Бог, наверное, сделал из тебя сумасшедшего. Я не знаю, могу ли я в это верить. Как ты питался? Ты же был прикован цепью за обе руки. — Ее мысли и вопросы спотыкались друг о друга от волнения.
«Я редко просыпался, только когда чувствовал поблизости кровь. Я приманивал существа к себе. Ты должна знать, что и ты можешь это делать». — Он был рад поделиться с ней этой информацией. — «Мне удалось процарапать отверстие в досках, чтобы позволить им входить».
Шиа могла подзывать животных; она поступала так, когда была ребенком. Этот талант у них с Жаком был схожим, что подтверждали тушки крыс, которые она видела похороненными в стене с ним.
— Ты говоришь, что есть и другие, которые могут делать такие вещи? — Она поспешила за свой компьютер, включая генератор, чтобы проанализировать. — Что еще ты помнишь?
Она была взволнованна. Ему хотелось сообщить ей новую информацию, но это было трудно. Когда он пытался придумать что-то, припомнить, воспоминания начинали ускользать от него. Шиа почувствовала его дискомфорт, посмотрела на него и увидела, что его лоб окрашен бисеринками пота.
Мгновенно ее глаза потеплели, ее рот мягко изогнулся.
— Жак, мне очень жаль. Это было беспечно с моей стороны настаивать и нажимать на тебя. Не пытайся больше об этом думать. Все вернется само. У меня есть достаточно материала, чтобы продолжить работу и так. А ты отдыхай.
Благодарный за ее сострадание, Жак позволил кусочкам своей памяти уйти на некоторое время и оставить его в покое. Он с интересом наблюдал, как Шиа взяла образец крови из своей руки и несколько раз капнула на маленькие стеклянные квадратики. Ее волнение было таким сильным, а порыв ее радости так сильно захватывал, что даже отодвинул голод. Ее ум был полностью захвачен фактами, гипотезами и обработкой данных. Внезапно она стала такой далекой от него, полностью поглощенная своей работой. Жак наблюдал за ней и, лениво взяв стакан с журнального столика, стал пить его содержимое, уныло утоляя собственный голод.