Вернулся в круг.
Полина уже разогревала котелок с кашей, Хрон и Мумик готовили импровизированный стол: раскладывали на пожелтевшей газете хлеб, зелень, вскрывали консервы. Хрон извлек из кармана початую бутылку «Клюквенного бальзама», заткнутую пробкой от шампанского. Запасливый. Ага, вот и кружка с сиськами (обычная пластиковая кружка с намалеванным женским лицом и торчащими грудями, изначально предназначенная для кофе). А вот и ложки.
Хрон откупорил бальзам и налил. Протянул Ефимычу. Тот, перекрестившись, выпил.
— Аминь, — не сдержался Рамон.
Ефимыч промолчал.
Леа снял с костра котелок, Даздра принялась накладывать кашу.
— Ну, — заметил Хрон. — Между первой и второй…
Кроме них с Ефимычем никто не пил. Кто за рулем, кто не привык. Рамона напрягала обстановка. Не те места.
Гиблые места. Злые. Каменные двух-трехэтажные домики, мощеные булыжником улочки городов, фермы, обилие погостов… Изнанкой — заброшенные фабрики, мертвые электростанции, обвисшие провода, истресканные автострады… Словно фреска, где один культурный слой проступает из-под другого. Как день проступает сквозь ночь.
Рамон доел кашу и отставил миску.
— Надо решать, — сказал он. — Что делать дальше.
Заканчивался бензин. Доедали последние консервы. Никто из отряда не знал этот мир достаточно хорошо, чтобы сойти за проводника. От карт было мало проку — они составлялись в старые времена и описывали другую реальность. До вторжения. Конечно, названия некоторых районов и географических объектов сохранились, но вот города… Что города, что дороги пришли в негодность, и проехать теперь можно далеко не везде. Редкие группы людей идут лесами, звериными тропами и просеками… Там их и едят. Потому что в городах перевертам охотиться не на кого. Все свои…
— Мы в пятнадцати километрах от Ильинска, — сказала Полина, разворачивая карту. — Вот основная трасса, шестьдесят четвертое шоссе. А здесь, за поворотом, заправочная станция.
— Была, — хмуро поправил Ефимыч.
— Я слышал об этой заправке, — сказал Хрон. — Там работает человек из Форта. Обслуживает беженцев.
— Чушь, — возразил Азарод. — Откуда топливо?
Хрон пожал плечами.
— Рядом железная дорога. Сами оборотни и доставляют.
— Переверты не пользуются транспортом, — возразил некромант.
— Кое-кто пользуется.
— И не знают, что этот парень из Форта?
Хрон махнул рукой и приложился к бутылке.
— Допустим, — Рамон вытер салфеткой пальцы, — что заправка существует. Что этот мифический заправщик действительно помогает прохожим.
— Проезжим, — буркнул Хрон.
— Допустим, — Рамон повысил голос, — что он пока еще человек. И успешно маскируется в гадюшнике среднего масштаба. На несколько тысяч тварей. Днем он живет среди них, общается, ходит в магазины…
— Он живет на станции, — снова перебил Хрон.
— Откуда тебе известно? — вступил в разговор Леа.
— С людьми надо проще быть. Не шугаться от них, как черт от ладана. Помните тех фермеров из Заполья? Мы их в четверг повстречали.
Рамон помнил. Дикая семейка. Отец на грани нервного срыва, поминутно хватается за дробовик. Растрепанная, с мутным взглядом мать. И двое детей, брат и сестра. Сестра старше, ей около пятнадцати, все норовит отдаться кому-нибудь. За банку консервов. Или пузырь вина. Рамон накормил их, подкинул немного патронов и отправил с миром. Чтобы спустя два дня наткнуться в лесу на останки. Кровавая каша, лиц не узнать. Полчища мух. И погнутый, со следами зубов на прикладе, дробовик.
— Они тебе про заправщика сказали? — спросила Полина.
— Они, — подтвердил Хрон. — Я их когда из лагеря выпроваживал, мужик тот дерганый, Петрос, поворачивается и говорит: бензинчик, мол, у вас иссякнет скоро. Так и сказал — «иссякнет». И масло тоже. В Ильинске человечек есть, Матей. К нему обращайтесь. Обосновался на отшибе, в городе нечастый гость. У него и остановиться можно. А какой, говорю, ему резон с такими, как мы, связываться? А такой, что он из Форта. Чуть ли не вербовщик. Мы, типа, и сами бы к нему забрели, да только боимся. Лучше обойдем этот, мать его, Ильинск. От греха подальше.
Обошли.
— Ладно, — Рамон подвинул к себе карту. — Чтобы туда попасть, придется ехать через город. Или делать крюк.
Мумик что-то промычал.
— Зачем крюк? — удивился Хрон. — Сейчас утро. Никто нас не тронет. Оборотни сейчас в отходняке. Тихие и мирные.
— Ты что, об иерархах не слышал? — обратилась к нему Даздра.
Все замолчали.
В наступившей тишине было слышно, как Ниман шуршит в прибрежных камнях. Не журчит, а именно шуршит, что показалось Рамону ненормальным. С другой стороны — что здесь нормально? Вот, к примеру, названия. Выше по реке, километрах в пятидесяти, стоит Родевиниум. А ниже, на шестьдесят четвертом шоссе — Ильинск. Конечно, если допустить, что где-то рядом пролегает граница… Но никаких границ нет. Нет даже намека на существование различных государств и этносов. Все говорят на одном языке, отдаленно напоминающем польский. Рамон знал его, как и остальные члены группы. Потому что хорошо подготовился… прежде чем шагнуть в портал.
— Слышал, — Хрон был настроен скептически. — Но не видел ни одного.
— Повезло, — Даздра поежилась.
— А ты?
— Я?
— Ты. Встречалась с ними?
— Мельком, — Даздра любила уклоняться от прямых ответов. — Видела одного. Издалека.
— И что?
— Ушла на байке.
— А он?
— Он ел. Днем. Склонился у обочины и ел кого-то. На меня даже не взглянул, когда мимо проносилась.
Больше ее никто не расспрашивал.
Даздра встала и покинула круг.
Иерархи — кочующая по срезам мрачная легенда. Эта легенда гласит, что самые древние и мудрые переверты развили в себе способность самоконтроля. Что им подвластны любые превращения в любой момент. И что их невероятно сложно убить. А главное — они полностью контролируют свой разум после оборота. Иерархов мало, ведь смертность перевертов высока. Их удел — постоянное сражение. Война с людьми. Везде и всегда.
— Не верю, — буркнул Хрон. И допил «бальзам».
— Всякое бывает, — рассудительно заметил Азарод.
— Вот скажи, Ефимыч, — не унимался Хрон. — Существуют они, эти иерархи? Или нет? Ты из нас самый опытный. Вот и скажи.
— Не скажу, — отрезал Ефимыч.
И все. Накатило что-то на старика…
— Так, — Рамон, как всегда, оказался силой, пресекающей споры. — Кончаем дебаты. Кто поедет?
Мумик издал неопределенный звук.
— Ты спи. И ты, Хрон, тоже. Состав такой: я, Леа, Ефимыч. Вопросы? Возражения?
Молчание.
— Ждете до завтрашнего утра. Максимум. Не возвращаемся — снимаетесь. Действовать будете по обстановке.
Сказав это, Рамон направился к джипу.
Проселочная дорога петляла меж деревьев, словно лента Мёбиуса. Рамон, сидевший за рулем, уже начал сомневаться, что «трасса» вообще куда- либо ведет.
— Ефимыч, ты уверен, что мы тут проезжали?
Кадилов чиркнул спичкой. В салоне завоняло «беломором».
— Ясен пень.
Рамон опустил стекло.
Наконец, они выбрались на шоссе. Неровное, в выбоинах, украшенное гнутым, насквозь проржавевшим дорожным знаком. Краска слезла, Рамон не смог разобрать, что знак означает. Леа спал.
Джип повернул на восток.
— Глупо как все, Ефимыч, — сказал Рамон. — Ведь мы не за этим сюда пришли. Не убегать.
— А зачем?
Дорога, прямая как стрела, упиралась в горизонт. Рамон ехал на шестидесяти километрах. Не хотел рисковать.
— Я наемник, Ефимыч. В моем мире есть посредник, он знает все о вратах и соседних слоях. Через него меня нанимают. Выполнив задачу, я возвращаюсь домой. Тратить деньги. Сейчас я работаю на Форт. Полина тоже. Мы из одного мира.
Кадилов докурил сигарету и выбросил бычок. В окно.
— И ты, Никита, никогда не был в оккупированных слоях?
Рамон покачал головой.
— Ясно. Только авангарды.
— Вроде того. А ты?