Он полностью сосредоточился, не позволяя себе заострять внимание на неприятных ощущениях. Эйдан перемещался под землей по туннелю, проходящему внутри скалы. Он всегда казался ему таким узким, что Охотник задевал стены плечами, но не сейчас, когда он без тела. Теперь он казался огромным из-за совершенно другого восприятия.
Он прошел через дверь, которая выводила на первый этаж. Сразу же появилось ощущение темного, угнетающего зла, пробудившего его глубоко под землей и наполнившего воздух своим зловонием.
Эйдан прошел через подвальную дверь в кухню, чувствуя деформированные вибрации и тона, которые, казалось, сначала проходили через него, прежде чем он мог их распознать: смех Джошуа, музыкальный голос Мэри и более глубокий баритон Стефана. Понимание, что все трое в безопасности, заставило его почувствовать счастье. Чтобы ни наполнило зловонием воздух, пока оно не коснулось тех, кого он любил, и не нарушило спокойствие в доме.
Солнце светило через огромные окна, и Эйдан инстинктивно сторонился лучей. У него не было глаз, не было кожи, которая могла бы загореться, но, все-таки, он чувствовал мучительную агонию. Каждый его инстинкт самосохранения кричал, чтобы он вернулся в безопасность прохладной земли подальше от солнца, но зловоние зла побуждало его идти вперед.
За те столетия, на протяжении которых Эйдан жил вблизи людей, его продолжало поражать, что они имеют настолько слабо развитую систему самосохранения, предупреждающую об опасности, но даже если она и была сформирована, то ее обычно игнорировали. Воздух был пропитан зловонием и настолько сильным беспокойством, что это затронуло его даже тогда, когда он лежал глубоко в земле, заставляя проснуться от нерушимого сна. И все же Мэри пела в гостиной, протирая пыль с его нефритовой коллекции, а Стефан бормотал, занимаясь двигателем в огромном гараже — одним из немногих его увлечений. Эйдан хотел воззвать к нему, предупредить об опасности, но это отняло бы слишком много энергии, и он не отважился. Охотник двинулся через гараж обратно в дом, возвращаясь на кухню к Джошуа.
Очевидно, что именно ребенок будет мишенью этого безумия, нацеленного как на Александрию, так и на Эйдана. Эйдан спешил к нему, но яркий солнечный свет буквально иссушал его энергию. Его ум протестовал, прячась от ярких лучей, но он заставил себя пройти через свет, чтобы достичь мальчика.
Джошуа играл со щенком, его глаза смеялись, а белокурые локоны подпрыгивали, как бы говоря, что он счастлив. Он даже не представлял, в какой смертельной опасности находился.
Эйдан увидел, что собака, скуля, бежит к двери, и Джошуа оглянулся в поисках Стефана и Мэри, которые запрещали ему выходить. Надев поводок, он открыл дверь и выбежал в сад.
Жар солнца пронзил эфемерное тело Эйдана. Он почувствовал себя точно на вертеле, словно его поджаривают на костре. Эйдан последовал за мальчиком, отодвигая боль на второй план.
— Пойдем, Барон, — настаивал Джошуа. — Быстрее. — Мальчик снова оглянулся, проверяя, что он один. — Барон — странное имя, но Стефан захотел, чтобы тебя звали именно так. Это сделает тебя более благородным. Я спрошу Александрию, она все знает. Я хотел назвать тебя Алексом. Это бы заставило ее рассмеяться.
— Джошуа! — появился Винний дель Марко, руками он прикрывали свое лицо. — Разве тебе не дали приказ? Солдаты представали перед военным трибуналом за меньшие провинности!
Воздух стал еще более плотным от зловония. Эйдан видел, что Винний чувствует себя в безопасности в саду и дразнит мальчика, надеясь на высокую стену и систему безопасности. Он не чувствовал опасности, которая притаилась совсем близко. Винний нагнулся и почесал за ушами у щенка.
Шепот ветра и движение — все это оттеснило Эйдана, ударив вскользь, когда огромная масса перепрыгнула через забор. Большой мощный зверь бросился на Винния, толкнул его в грудь, опрокинул и приготовился сомкнуть челюсти на его шее.