Что, если он убьет меня?
Я не хочу умирать. У меня было так много всего, что я хотела сделать, так много вещей, которые я хотела увидеть, так много всего, что я хотела испытать с Кридом. Клянусь Богом, впервые в своей жизни я хотела жить.
Неужели это действительно было так неправильно? Была ли я здесь неправа? Часть меня, та самая часть меня, которая так долго отказывалась защищаться от отца, говорила мне, что это я была неправа, а он прав, я обязана ему. Была ли я ему обязана? Но другая часть меня, та часть меня, которая взяла все под свой контроль в тот день, когда он душил меня, та часть меня, которой Крид помогал расцветать и питать все это время, говорила мне, что это он был неправ, а не я. Он, а не я. Это никогда не была я. Всю мою жизнь это всегда был он, и мне просто не повезло, что он был моим отцом. Может быть, ему не было бы так плохо, если бы моя мачеха не умерла. Может быть, если бы она была жива, а Крид остался рядом, он был бы не так плох. Однако это было «что, если», и сейчас не было никакого смысла тратить на это энергию.
Я отвернулась от двери, села на кровать и оглядела свою комнату. Она выглядела нетронутой, точно такой же, какой я ее оставила. Маленькая по сравнению с комнатой, к которой я привыкла в доме Крида, но она так долго служила мне безопасным местом. В эту комнату я приходила, когда мне больше некуда было идти. Именно здесь, в этой комнате, я позволила себе задуматься, каково это было бы, иметь любящего папу, маму, которая все еще жива, нормальную семью. Раньше я хотела этих вещей. Раньше я мечтала о них, раньше смотрел на своих сверстников с завистью в сердце, потому что у них было то, чего у меня никогда не было. Раньше я думала, что все остальные нормальные, кроме меня, но в этом-то все и дело, не так ли? У каждого была своя травма. Некоторые скрывали это лучше, чем другие. Некоторым людям приходилось еще хуже. Но, если разобраться, мы все были людьми. Мы все были испорченными личностями, так или иначе. Это было проклятием жизни. Единственные идеальные люди были мертвы, потому что, когда ты умирал, люди вспоминали тебя в розовых очках.
Мои руки поерзали на коленях, и именно тогда я кое-что вспомнила. Мой телефон. Мой отец забрал мою сумку, но мой телефон лежал у меня в заднем кармане, и я могла воспользоваться этим телефоном, чтобы связаться с Кридом. Прежняя я, та, которая позволила моему отцу забрать меня, отошла в сторону и позволила новой мне взять верх. Я вытащила свой телефон и увидела множество пропущенных звонков и сообщений, все от Крида. Я предполагаю, что швейцар связался с Кридом после того, как увидел, как мой отец забирает меня. Если бы мне пришлось держать пари, я бы сказала, что он уже был на пути сюда.
И осознание этого придало мне сил.
Это действительно много значит… иметь кого-то рядом с собой, знать, что ты больше не одинок в этом мире. Это придало мне сил, которых никогда не было. Я набрала номер Крида, и он сразу же ответил:
— Тейлор, я иду. — Услышав это, меня захлестнуло облегчение, и я поборола улыбку, я боролась с ней, потому что сейчас было не время улыбаться.
— Я дома, — сказала я. — Мне жаль, я…
Глубокий голос Крида прервал меня:
— Не извиняйся. Тебе не за что извиняться, поняла? Ты ранена? Он тебе что-нибудь сделал?
— Я в порядке, — проговорила я, сглотнув. — Когда ты доберешься сюда?
— Я в пяти минутах езды. Где ты?
— В своей комнате.
— Жди там. Ничего не предпринимай, пока я не приеду. — Его тон был повелительным даже по телефону. Такому голосу невозможно было бы не подчиниться.
— Хорошо.
— Оставайся со мной на связи. Если ты услышишь, что твой отец возвращается, положи трубку, но оставь ее включенной. Я хочу услышать все, что этот мудак скажет тебе. — Он давал указания так, как будто привык их давать, и я предположила, что так оно и было. Быть главным для него было естественно.
Я кивнула, но потом поняла, что он не может видеть, как я киваю, поэтому прошептала:
— Хорошо. — Мне казалось, что слово хорошо, это все, что я могла сказать прямо сейчас, все еще не в силах вымолвить ни слова из-за всего этого поворота событий. Если бы вы спросили меня, думала ли я, что мой отец способен похитить меня, я бы сказала вам нет, что он не зашел бы так далеко... но я была здесь.
Я должна была догадаться, что он что-нибудь предпримет после того, как появился в кампусе. Я все еще не была уверена, как он вычислил мое расписание, удалось ли ему уговорить кого-нибудь в отделе планирования или что-то в этом роде. Это больше не имело особого значения.
После этого Крид ничего не сказал, и я тоже. Мы оба молчали, если не считать нашего дыхания, и, честно говоря, простое слушание его ровного дыхания на другом конце провода успокаивало меня. Я знала, что он, вероятно, изо всех сил старался сохранять спокойствие, я знала, как Крид мог наброситься на кого-то, но то, что он был внешне спокоен, помогло мне успокоить нервы.
Крид сказал мне не двигаться, оставаться в своей комнате, и я собиралась это сделать, но часть меня хотела встретиться лицом к лицу с отцом, спросить его, действительно ли он думает, что мы могли бы вернуться к тому, как все было раньше. Если он думал, что мы можем нажать перемотку назад и вернуться к тем дням, когда я была его кроткой дочерью, принимая любые резкие слова, которые он бросал в мой адрес, принимая его оскорбления как ничто другое, он был идиотом. Как только бумага была порвана, вы уже не могли склеить ее обратно. С помощью скотча, конечно, да, но все уже никогда не будет по-прежнему. То же самое можно было бы сказать и обо мне. Я была бумагой, и Крид помог склеить мои части, оторвав меня в процессе от отца, и независимо от того, как сильно мой отец пытался склеить меня для себя в форме дочери-рабыни, которую он хотел видеть, этого никогда бы не произошло.
Я двигалась дальше, и ему тоже следовало бы это сделать.
В ожидании Крида время тянулось еще медленнее. Секунды казались часами, и я могла поклясться, что прошла целая жизнь. Должно быть, это было предвкушение, я чувствовала, как оно разливается по моим венам. Я не могла дождаться, когда Крид приедет сюда, когда он ворвется в этот дом и заберет меня.
Я никогда не считала себя девицей в беде, но после всего, через что я прошла, было ли это так ужасно, хотеть, чтобы кто-то спас тебя? Неужели это действительно так плохо, хотеть, чтобы кто-то защитил тебя, когда за всю твою жизнь единственный человек, который должен был защищать тебя, причинял тебе боль?
В конце концов, я услышала, как мой отец поднимается по ступенькам, и опустила телефон на кровать, положив его поверх простыней, держа рядом с правым бедром, где он его не увидел бы. Он ворвался в мою комнату, кипя от злости.
— Какого хрена, Тейлор? — Он практически плюнул в меня, потянулся ко мне и поднял на ноги. — Ты привела его сюда? Он больше не имеет права здесь находиться! Он бросил нас! Разве ты не помнишь? Он покинул нас и ни разу не оглянулся! — Его руки лежали у меня на плечах, и он встряхивал меня с каждой произнесенной фразой.
— Он здесь, потому что ты похитил меня, — указала я, не в силах сказать что-либо еще в лицо своему отцу.
Его лицо исказилось в уродливой гримасе.
— Я тебя не похищал. Я забрал тебя домой, где тебе самое место... — Его лицо краснело с каждой секундой, гнев, бурлящий в его организме, был очевиден.
— Это больше не мой дом! — Я обрела дар речи, поэтому прокричала ему это, желая, чтобы он понял, и чтобы он отпустил меня. — Теперь мой дом с Кридом, а не с тобой! — Я попыталась отстраниться от него, но его хватка на моих плечах была стальной. Он не отпускал меня.
Крид, должно быть, был снаружи, пытаясь проникнуть в дом. Мой отец, вероятно, запер дверь и все окна, но Крид не позволил бы этому остановить его. Нет, он бы ничему не позволил помешать ему связаться со мной. Отец нахмурился еще сильнее, и одна его рука убралась с моего плеча. Резким движением той же руки он сильно ударил меня тыльной стороной ладони по щеке. Единственная причина, по которой я потом не упала на пол, заключалась в том, что его другая рука все еще держала меня, следовательно, поддерживала меня. Боль расцвела на моей щеке, тупой жар, поднимающийся к поверхности, сказал мне, что на ней будет синяк.