Том Хилл стал жестоким. Меня это не удивило, потому что он никогда не был добрым человеком, но моя мама что-то в нем разглядела, чтобы это, черт возьми, ни было. Или, может быть, она никогда ничего в нем не видела, и он был просто прикрытием. Моя мама делала вещи и похуже.
Блядь. Я действительно, действительно хочу убить этого ублюдка, но, если он окажется мертвым, а Тейлор это не устроит, я не думаю, что она простит меня… и я не знаю, смогу ли я вынести мир, в котором она меня ненавидит. Последнее, чего я хотел, это ее ненависти.
К тому времени, когда Тейлор вышла из своей комнаты, только что принявшая душ и одетая в мою одежду: простую черную футболку и спортивные шорты, и то, и другое подчеркивало ее миниатюрную фигуру, я приготовил для нее еду. Я заставил ее сесть и занял место рядом с ней с аптечкой первой помощи, аккуратно простерилизовав порезы на ее руке, прежде чем наложить на них повязки. Большой порез снова начал кровоточить, но по понятным причинам кровь меня не беспокоила.
Тейлор ничего не говорила, пока ела. Она не смотрела на меня, пока я перевязывал ее руку, что позволило мне изучить синяк на ее шее, когда она не сверлила меня взглядом своих зеленых глаз. Этот ублюдок обхватил ее руками за шею и душил. Мне не нужно было, чтобы она говорила мне это. Это было ясно как божий день.
Как только я закончил с ее рукой, я закрыл аптечку и убрал ее. Я прошел в свою комнату, затем в ванную и открыл один из маленьких ящичков туалетного столика. Загремел полный ящик таблеток, и я нашел пузырек, что с надписью «ибупрофен», и схватил его. Тейлор, вероятно, это понадобится, если не сейчас, то утром, когда ее синяки станут еще сильнее. Ее рука тоже, должно быть, болит. Один из порезов был довольно глубоким.
Я вернулся к ней, поставил пузырек с таблетками рядом с ней и сказал:
— Обязательно прими, если боль будет слишком сильной. Рука, должно быть, болит.
Тейлор на это не повелась. Ее мокрые каштановые волосы были заправлены за уши, не расчесанные. Было много вещей, которые я должен был ей купить.
— Я в порядке, — сказала она, и у меня возникло ощущение, что она говорит это очень часто, особенно тому, кто мог бы спросить ее, не случилось ли чего.
Она медленно заканчивала есть, но все же приняла две таблетки, прежде чем присоединиться ко мне на диване. Она поджала босые ноги под попку, стараясь выглядеть как можно меньше. Между нами, на диване было две ноги, и все же мне казалось, что она за много миль отсюда.
— Ну? — Нарушил я тишину помещения, наблюдая за ней недрогнувшим взглядом. — Рассказывай, что заставило тебя позвонить спустя десять лет. — Я понял, что это может прозвучать немного горько, и у меня не было на это права. Это я ушел, а не она. Она никогда не была обязана мне звонить, а я… ну, я держался подальше для ее же блага.
Пожав плечами, она прошептала:
— Я просто делала домашнее задание. Он пришел домой немного пьяным. Я не знала, который час, поэтому не приготовила ужин.
— Ужин? — Эхом повторил я, нахмурившись. — Только не говори мне, что это все из-за гребаного ужина. — Как, черт возьми, этот мудак мог так поступить с ней из-за дурацкого ужина? Мне потребовалось все мое мужество, чтобы не сжать пальцы в кулаки, но не показывать свою ярость становилось все труднее с каждой секундой.
Тейлор прикусила нижнюю губу.
— Да. Ситуация обострилась, и… и он начал… — Она поднесла не перевязанную руку к горлу, слегка касаясь кожи с синяками. — Ну ты знаешь. — Ее глаза закрылись, и когда она заговорила в следующий раз, ее голос дрожал с каждым словом. — Он никогда не делал этого раньше. Думаю, сначала я была в шоке, а потом мне стало больно. Я не могла дышать. Что бы я ни делала, ничто не могло заставить его остановиться. Я не знала, что делать. Я думала, что умру.
Я придвинулся ближе к ней на диване, схватил ее и притянул к себе. Она сдалась без боя и свернулась калачиком у меня на коленях, положив голову мне на плечо. Мои руки обвились вокруг нее, крепко прижимая к себе. Ему повезло, что меня там не было, потому что, если бы я был там, все сложилось бы совсем по-другому.
— Мы были у раковины, — прошептала Тейлор. — Там был стакан, который я так и не успела помыть. Я схватила его и… и просто ударила им его. Так сильно, как только смогла, я ударила его прямо по голове. Не имеет значения, что я причинила себе боль, потому что это заставило его отпустить меня. — Она дрожащим голосом выдохнула. — Я подбежала к двери, и он сказал, что если я уйду, то могу не возвращаться.
— Ты поступила правильно, — сказал я ей, прижимаясь щекой к ее влажной голове. По крайней мере, травма руки была результатом самообороны, но, тем не менее, она никогда бы не пострадала, если бы этот мудак мог просто держать свой гнев при себе.