Примерно такие же мысли обуревали Теплова, когда он зашел за Таней к ней домой. Родители куда-то уехали, она об этом ему сказала еще вчера и Генина фантазия начала продуцировать возможные пути развития событий. Все они были настолько волнительны, что он не мог унять дрожь, бившую его с утра, раза три вытирал лоб и проверял на месте ли купленные в ларьке презервативы. Романтизм Гены совсем не был ханжеством. Теплов считал, что секс(от одного этого слова он краснел) освященный любовью, никак не противоречит романтике и даже принадлежит ей. В тоже время, как юноша из хорошей семьи, он очень дорожил репутацией и боялся различных эксцессов, связанных с забеременевшими девицами и срочными свадьбами. Поэтому, подготовившись к десять раз обдуманному исходу, он потел у Таниной двери, убеждая себя, что сегодня прекрасный случай сделать их чувство более насыщенным.
Но человек лишь предполагает и когда дверь после звонка открыла Танина мать, он почувствовал себя обманутым и его романтизм сменился желчностью. Ее он сдержал, был хорошо принят, как ему показалось, понравился родителям Тани своими степенными суждениями и дальновидными помыслами. Все прошло как нельзя лучше, Гена даже шутил, что было для него редкостью. Приглашенный на обед, он напропалую хвалил блюда, кушал культурно, не забывая с плохо скрываемой любовью смотреть на Татьяну. Родители видели его томные взгляды и весело перемигивались. После обеда Татьяна заспешила к подруге, что-то оформлять, он провел ее до нужного дома, нежнейше попрощался, чуть ли не с поцелуем и решил пройтись пешком. На улице было так славно, солнце, дотаивающий снег, пока еще спящие почки да плюс сытный обед, бывший для него не иначе как сватовством, хотя с ней об этом он даже не заговаривал. Было так хорошо, что даже обильная грязь и разбитые дороги, вынырнувшие из-под снега, не могли ничего испортить. Глубоко дыша, в своем прекрасном пальто, стоившем не одну зарплату, побритый и надушенный, Гена чувствовал себя необычайно привлекательным и время от времени оборачивался по сторонам, надеясь поймать взгляд залюбовавшейся им девушки. Но вокруг были одни пенсионеры, что-то возбужденно обсуждавшие. Плакаты, лозунги, человек, кричащий в мегафон. У Теплова не было бабушек и дедушек, отец был из детдома, родители матери умерли давно. Не будучи знаком ни с одним пенсионером, Гена относился к ним, как к неким зверюшкам, вечно недовольным, но безвредным. В его отношении к старикам было немного брезгливости и море равнодушия, они были ему чужеземцы. Вот и теперь, протискиваясь сквозь все густевшую толпу, он старался не вымазать свое пальто об не очень чистые одежды митингующих и кривился, непривычный к старости. Потрепанный человек лет 50, в полуоблезшей заячьей шапке, схватил его за локоть и предложил газетку.
-Не надо.
-Ты что уже читать разучился! – мужчина был на взводе.
-Читаю, что хочу! – Гена не любил, чтоб ему указывали.
-А, про голых баб и мафию!
-Хоть бы и так, твое то какое дело.
-А ты мне не тыкай! Я с тобой свиней не пас! Нет, вы слышали!
Их перепалка начала привлекать внимание и человечек, чувствуя это, кричал громче.
-Мне какое дело! Когда на войне воевать, это мое дело, когда на ноги ставить вас, сосунков, это мое, а тут не мое, ах ты сволочь!
Пенсионеры забыли про оратора и угрюмо смотрели на Теплова. Он не хотел скандалить.
-Ладно, мужик, давай газету и пусти рукав.
-А ты мне одолжений не делай! Благодетель нашелся! Ходит тут пальтом выхваляется!
Гену упоминание про пальто задело. Он действительно им гордился и считал, что выглядит в нем, как настоящий мужчина.
-Я вам одолжений не делаю, товарищ ветеран, только когда война шла, вы еще в штаны делали.
Толпа тревожно загудела, мужичок зашелся в крике. «Ах, так ты ветеранов обижаешь! С грязью мешаешь!»
-Морда бандитская! Вы ж поглядите на него, сволочь надушенную! Он же нас за людей не считает. Он же плюет на нас! Скотина!
-Выбирай выражение дядя.
Кто-то схватил его за другую руку.
-А ты ему не угрожай! Здесь тебе не базар! Не ты тут хозяин! Быстро уму-разуму научим! Морда уголовная! Вырядился, рожу кривит! Что воняем мы тебе! Говно! Да он выступающих записывает! Иуда! Сексот бандитский! Ветеранов обижает! Мафию изловили! Сволота!
Оборачиваясь и видя вокруг перекошенные злобой морщинистые лица, Теплов почувствовал, что внутри у него что-то сломалось и по телу растеклась неведомая тоска. Он еще пребывал оправдаться.
-Товарищи, я со свидания иду, я у подруги был, я в институте учусь, студент, что ж вы.
Толпа была неумолима.
-Тамбовский волк тебе товарищ! От блядей идет! В институте! Знаем, знаем! Папаша пристроил! Умные, но бедные не поступят! Сволота! Рожу уже не кривит! Спугался! Морда! Поймали! Власовец! Дочерей проститутками сделали! Наших дочерей, а теперь трахаете их задаром, сволочи! В морду! Вешать таких за ноги! Обыскать! Где его записи! Пистолет! Он вооруженный пришел! Хотел ветеранов стрелять! Падаль фашистская! Стрелять таких! Кучма сука! Ворье! Стукач! Да у него в кармане гандоны!
Толпа сжималась. Вдруг из нее вышнырнула немолодая женщина в синем китайском пуховике и вязанном берете. Она бросилась на Теплова, выставив вперед руки.
-По блядям собрался! Сначала нас переписать, потом по блядям, к нашим же дочерям! Собака!
Схватила за волосы его и закричала дурным голосом. Он пытался защищаться, но руки держали. Пнул от боли ее коленом. Женщина перешла на вой.
-Старуху бить! Фашист! Распоясались! Дайте я ему в морду плюну!
Крепкий на вид мужчина, судя по командирскому голосу бывший военный, съездил Гене по морде и сбил с ног. Толпа поглотила Теплова, мелькали начинавшиеся кровавиться руки.
-Прихвостень фашистский! Сутенер! Бандиты! Вешать за ноги! Сталина на них! По заданию мафии! Кучма вор! Коленом женщину! Она ж ему в мать годится! Выродки! Подонки! Изнасиловал чью-то дочь! А потом мать ее бить стал! Сволочь! Иуда, за сколько продался! Страну развалили! Жиды проклятые! До чего народ довели! Бляди!
Теплов не падал, потому что падать было некуда. Толпа вокруг и удары. Он хотел спрятаться в глубине, но его подымали и били.
-Ветеранов оскорблять! Хватит кровь нашу пить! Своей теперь захлебнешься! Предатели! Живут припеваючи, дочек наших в блядей превратили. Вредители. Чучму на виселицу! Попался собака! От нас не уйдешь! И других также! Кого, кого, карманника! У пенсионера хотел кошелек украсть! На последние копейки позарился! Шакалье! Все начальство на виселицу! Я ей и говорю, что не надо с ним жить. Дура! Где их взять, деньги то. Конец света близко! Нелюди, мать родную ногой! Кучму в тюрьму! Мой на базар пошел, а там цены – не подступиться. Убивать их! Воронки где? Просрали все! Раньше боялись, теперь смеются! С блядями за границу ездят, перепихнуться, а люди тут с голоду мрут! Кончай шпика! Родную мать хотел изнасиловать! Все они такие! На легком хлебе выросли, никакой благодарности! Собаки! Твари черножопые! Прямо в карман лез! Я его хвать за конечность и по морде, по морде, чтоб знал сволочь! Ветерана грабить! Обнаглели! То разве муж, то посмещище. Гады! Кровь народную пьют! Упыри! Нет на них НКВД! Расплодилось зараз! Пистолетом старику угрожал! Не, то Мишки дочь, она шлюха, а я про Сашкину говорю та замужем, дочке три годика. Презервативы старикам раздавал, насмехаются! К стенке их, к стенке! Нету порядка, распустились! Бить их гадов как мы немчуру били! Заразы!
Ораторы уже несколько раз сменялись, удивленно поглядывая на заваруху в середине толпы. Что там за крики не знали. Вроде бы поймали провокатора или карманника и подвергали его народному гневу. Организаторы митинга боялись как бы не было неприятностей с милицией, резко укоротили свои пламенные речи, призвали бороться, врагов много и все сволочи, подписывайтесь на газету «Коммунист» и голосуйте за нас. На этом митинг закончился, большие плакаты около трибуны свернули, саму трибуну разобрали, погрузили в грузовик и увезли. Вслед за этим стала расходиться толпа, живо обсуждавшая, как пресекли наглую выходку провокатора. Да еще карманника поймали и обезвредили несколько хулиганов. Так их, обнаглели. Пенсии маленькие, цены растут как жить? Революцию делать нужно, стрелять их, гадов. Площадь быстро пустела, слабый ветерок гнал листовки из серой бумаги и шелуху семечек. Несколько листков задержались на коченеющем Геннадии. Его пальто было порвано и безнадежно испачкано кровью с грязью. Много плевков. Одна ладонь была раздавлена тяжелыми сапогами отставника, несколько отпечатков подошв виднелось на лице. Подошли два бомжа и стали шарить по карманам, но нашли сущую чепуху, от чего разочаровались. Потом убежали, вспугнутые милицией. Два сержанта, пришедшие на смену бродягам, мараться не захотели, несколько раз перевернули тело ногами и ушли. Вяло матерились, что за месяц ни одного денежного не попалось или хоть с порядочными часами. Времена. Вскоре милиция приехала по вызову. Отвезли сначала в вытрезвитель. Там определили, что мертв и переправили в морг. Следующим утром Гену опознали родители. Вскрытие показало множество внутренних кровоизлияний и травм, несколько ножевых ранений, переломы. Милиция объяснила, что это молодежная преступность и пообещала найти виновных. Среди пенсионеров долго ходили слухи о негодяе, изнасиловавшем пожилую женщину, ограбившем пенсионера, переписывавшем выступающих и провоцировавшем людей. Оскорблял ветеранов, нагло смеялся и вел себя возмутительно, сын начальника. Но прикрутили ему хвост, пресекли и наподдали хорошенько, чтоб знал. Говорили также о парне убитом распоясавшимися бандитами, которые ничего не боятся и всем верховодят.