-А я как же!?
-А что ты, расстреляют тебя. Вернее к расстрелу приговорят и будет в камере до смерти сидеть. Сейчас ведь не расстреливают, мы ж европейцами заделались, права человека выдумали, стрелять нельзя. Сидеть будешь пожизненное.
-За что?
-Вышло так. Да ты особо не переживай, кормят там не плохо, работать не заставляют, может и книжки будут давать читать. По бабам скучать ты не будешь, значит, вроде как на курорте.
-А дети?
-Ты их на суде увидишь.
-И чтоб без всяких фортелей. За все твои выходки жена и дети ответят, уж мы устроим. А сделаешь все, как скажем, будет жена твоя пенсию получать, за государственный счет сделаем им к выборам ремонт. Так что лучше без шуток.
Что мне делать оставалось? Написал признание. Мне все равно сидеть, а семье лучше будет, если с признанием. Свели меня с подельщиками, разучили мы что и как, репетировали до самого суда. Красиво вышло. Только жена не поверила, она то меня знала, остальные удивлялись, но верили. Телекамер много было, лампы в глаза прямо светили. На ура прошло представление, после разрешили мне при наблюдателе встретиться с женой. Просил у нее прощения, рассказал, где заначка лежит, которую я на черный день копил. Настал для меня черный день, до конца жизни день. Еще насчет детей говорил, чтоб растила. На том и попрощались, плакала она и я немного. Поместили меня в тюрьму, где такие же как я, фактический живые, а юридически мертвые. Так уже давно не расстреливали, то тюрьма забита была, по двое, по трое в одиночных камерах сидели. У меня один сокамерник был, мужик неплохой, но дерганный. Ничего, ничего, а потом как найдет на него стих и вытворяет, что попало. У меня пальцы на руках зажили, я его несколько раз успокаивал, пока не утихомирил. Он за битье обижался сначала, но уйти то, не уйдешь, со временем почти подружились мы. Он за дело сидел. Семь человек на тот свет отправил, шесть баб и милиционера, когда брали его. Другие менты двенадцать пуль в него выпустили, знали, что не расстреливают сейчас, сами решили. А он возьми и выживи. Чудом, из других городов врачи приезжали на него смотреть. Невиданно и неслыханно, чтоб при таких ранах выживали, а он ухитрился. Показывал следы, будто решето. И хер ему отстрелили, так что даже похожи были. Спросил я его за что он баб чикал. Оказалось, что от обиды. Брезговали им. Он то росту малого, морда потертая, волосы редкие, уши большие, еще и кривоног. Понятное дело – обходили его бабы. А он до них ласый. Все к ним, а они брезгуют. Обозлился и давай их чекрыжить. Выбирал чтоб поухоженней, одета хороша и с гордым взглядом. Тех и того. А у меня жена, такая же, как представил я, что он мог и ее на полосы пустить, два месяца с ним не разговаривал. Но опять же камера маленькая и только он да я. Через время снова стали разговаривать. Он меня расспрашивал о моем деле. Рассказал ему, он не поверил, все приставал, куда ж я мясо дел. Думал, что действительно я. Он образованный был, говорил, что не бывает таких жуков, что выдумал я. Дело твое, хочешь верь, хочешь не верь, но врать мне никакого резона нет. Сидеть мне здесь до смерти, какая мне разница. Он подумал, что и правда, не зачем мне врать. Стал подробно расспрашивать про жука. Делать нечего, скучаем, вот и беседуем. Больше всего он удивился, что мене жук есть не стал. Причину искал.
-Тут я тебе не помощник, сам не знаю. Может из-за радиации, которой я нахватался?
-Откуда он мог знать? Да и насекомые радиации не особенно боятся. Слушай, может этот жук – нравственный санитар? Может он одних сволочей кушал? Только озлобленных, а ты не такой, он тебя чуть пожевал и бросил.
-Может. А что бывают такие санитары?
-А такие жуки бывают?
-И то верно. Хотя нет. Тестя то тоже съел, а тесть не злой был, только забитый.
Долго мой сокамерник голову над этой задачей ломал. Я ему уже устал пересказывать как оно было. Пока сообразил он.
-Понял! Это от восприятия зависит!
-Как это?
-А так, что жук тот не из нашего мира и тут он сам по себе фикция
-Ничего себе Фикция, стены будто масло резал.
-Может для стен и не фикция, но для людей точно фикция!
-Фикция или фификция, но ведь съел четырех!
-Съел. И сами они в этом виноваты! Потому что всерьез его восприняли и как бы его реализовали. Когда человек начинает воспринимать фикцию как реальность, то он делает ее реальностью, материализуют.
-Не пойму, ты проще говори.
-Ну как тебе объяснить. Иная реальность не имеет здесь никаких прав и приобретает эти права, только если ее права начинают признавать. Когда верят, то он становится реальностью. Жук мог бы и весь дом перегрызть, а мог бы и никого. Если бы не поверили в него, то он был бы абсолютно безвреден, точнее даже не был. Фикция не может убить!
-Фикция это как – фигня?
-Вроде того. Или незаряженное ружье. Пока не заряжено, оно просто палка, им удариться можно и бросить его. Жук, в которого не верят, может ногу чуть пожевать или стены резать, но он пока разряжен. А вот всунь в его веру, а в ружье патроны и это уже может убить. Оно и убивало. А ты остался жив, потому что не поверил, не подкрепил его своим восприятием. Жук так и остался незаряженным ружьем, глупой палкой, способной лишь на мелкие членовредительства. Он не мог тебя убить без твоей же помощи, он не получил ее и вынужден был уйти. Зато другие помогли ему сполна, сразу и безоговорочно поверили в него, наделили реальностью, испугались, материализовали жука из своего страха в него и своей веры. Сами решили свою судьбу. Если бы не поверили, лишили его прав на реальное существование, то и остались бы живы. Он был бы бессилен со всеми своими клешнями и щупальцами, он был бы просто дурным сном, о котором забываешь, не успев встать с кровати. А ногу он твою пожевал, потому что ты сначала в него поверил. Точно! Как же я не додумался. Ты же сперва подумал, что не сон! И он получил от тебя силу, он смог есть тебя. Но ты позже вспомнил, что это сон и тем обессилил жука, вовремя вспомнил и нейтрализовал чудовище. Лишил его силы и он пополз от тебя в поисках силы от других.
-Но как он мог их есть, если я смотрел на него и думал, что он сон. Я ведь лишил его всего!
-Ты лишил жука действительности только относительно себя. Ты не мог лишить его действительности вообще. Ты решаешь только за себя. Поэтому жучище, как ты его называешь, не тронул тебя, но съел остальных, тех, которые реализовали его, наделили силой. Так вот. Если ты не хочешь, чтобы это тебя съело, не принимай это всерьез. Иначе ты придашь ему силы и оно при твоем содействии слопает тебя. Красивый вывод!
-А зачем жуку есть людей?
-А зачем едят? Чтобы жить.
-Но почему именно людей?
-А кто еще может наделить его силой? Корова или пес не обратят на него внимания, а человек поверит, реализует, наделит силой и даст себя съесть. Что еще нужно для полного счастья жуку?
-Он может вернуться?
-Тебе то что?
-Дети. Там дети и жена!
-Не волнуйся. Туда он вряд ли вернется, там он ведь всех съел, откуда ему знать о твоих детях и жене.
-Хорошо если так.
-Ты моли Бога, чтобы жук вылез где-нибудь в другом месте и натворил дел.
-Зачем?
-Это будет лучшим доказательством твоей невиновности. Может и отпустят тебя. Или на выборах другие воры победят, чтоб своих предшественников замазать, могут они раскопать твое дело и сотворить из тебя невинно пострадавшего от прошлых гадов. Как вы правильно сделали, что их турнули, а нас к корыту поставили. Будешь герой и на свободе.
Лучше бы он этого не говорил. Самое плохое, что мог, сказал. Я ведь успокоился, я смирился. Пожизненное, так пожизненное, ничего не ждать, проживать день за днем. Надежды нет и хорошо. Это как с бессилием, пока надеялся я на излечение, то мучался. Куда ехать, что принимать. Примешь, ждешь, кажется, что поможет, а оно ничего. Разочарование, обидно, плакать хочется или морды бить. Метался, как говно в ополонке. Не было мне спокойствия, спал плохо, жил нехотя. Потом понял, что все. И хорошо, нечего беспокоиться, не на что надеяться, все. Живи себе, как живется, и не переживай. Люди же не переживают, что летать не могут. И я не буду глупостью заниматься. Жил спокойно. И в тюрьме так жил, пока не сказал сокамерник про надежду. Появилась она и тошно жить стало, мука одна. Все кажется, что сегодня. Идет надсмотрщик и будто не как обычно, сейчас скажет, что отпускают. Каждый день ждешь, каждый раз обманываешься, обидно, тошно, зло берет. Потерял покой. Ждать, самое тяжелое это для человека. Чертова надежда, не стало мне из-за нее жизни. А сокамерничек смеется с моих мучений. Ну сегодня мол обязательно. Умный был, а забыл, что по настоящему последний смеется. А я, хоть и со средним образованием, но сообразил как быть. Надежду уничтожить, чтоб нечего ждать, незачем беспокоиться. Прекратить муку. И ему отомстить, чтоб знал, как людей покоя лишать. Ночью я задушил его. Теперь пусть и вылезет жук, мне не страшно. Я тут буду спокойно и безвылазно до самой смерти. Не нужно мне волнений. Лучше, когда уверенный.