Вышел из тюрьмы вечером. Нахлобучил на лоб шапку и пошел. К ней. Удивилась безмерно, всплакнула, увидев его вспухшее лицо и тавро на лбу. Все-таки испытывала какие-то чувства, а может просто из сострадания. Несостоявшийся тесть по морде не бил, видел, что получила эта морда пожизненную норму осадков. Как-то даже притих, особенно пораженный тавром. Саша говорил и осматривался по сторонам. Его пригласили выпить чаю, согласился и, между делом, спер нож. Обыкновенный кухонный нож. Каков герой, такие у него и мечи. Допил чай и, даже недорассказав о пытках, ушел, попрощавшись. Путь его после чаепития лежал в ночной магазин за два квартала. Охранник сразу заподозрил Сашу, подошел, чтобы выгнать и наткнулся на нож. С пистолетом бежал в больницу, тоже рядом. Ольга сказала, что редактора положили там. Медсестре пистолет в лицо, она рассказала номер палаты и как туда пройти. В палате сидело четверо и выпивало. Коньячок и основательная закусь. Нужного застрелил, прямо в лоб пуля. Остальные упали на пол и не подавали никаких признаков жизни. Вышел. А правильно ли? Но ведь сама судьба распорядилась быть ему героем и отомстить, разрушившим его жизнь. Сама судьба указала ему перестать быть зерном, а стать камешком. Не сломать жернова, так хоть поцарапать. Судьба. Он успокоился и бежал улицами потемней к редакции. Скользко. И хочется нырнуть в сугроб, последний раз ведь. Нырнул с разбега, понежился несколько секунд. Но он же герой, поднялся и побежал. Скоро был у редакции. Решетки. Вот и побудь героем. Заметил, что на втором этаже их нет. По дереву залез, вышиб стекло. Воем взорвалась сигнализация. Бегал внутри выламывал двери, разбрасывал бумаги и поджигал. Спички тоже Олины. В нескольких комнатах уже разгоралось, когда приехала милиция. Саша с пистолетом притаился у одного из окон. Ждал. Того человека, который его бил и поучал. Именно тот человек должен был стать его царапиной жерновов. Саша не держал большого зла, бил, конечно, многие били. Просто эта царапина будет позаметней. Раз судьба решила, что быть ему героем, так уж не подкачает. Пламя расходилось уже не слабо, когда появился тот, кто нужен. Погоны полковника. Хорошенько прицелился. Убьют. Судьба. Хоть умрет мужчиной, воином, героем. Хотя какая разница. Только бы не промазать. Выстрелил четыре раза, сколько успел, пока его не сшибло многими пулями. Упал на спину, чуть мимо костра из листков. Но огонь достал его, потому что пожарные боялись подходить к зданию, ожидая новых выстрелов. Редакция сгорела дотла, но программа озадумливания только сильней стала распространяться, облегчая жизнь самим обездоленным, если они терпели, а не царапали жернова.
1998г.
ДОРОГА ЖИЗНИ
Он приметил дом еще вчера. Полдня и ночь наблюдал, скрываясь в диком малиннике. Подходящий дом. Стоит на отшибе, соседей нет. Хозяйка видимо одна и уйти можно легко. Кругом заросли, метров через двести лесок начинается. В другую сторону яр большой. Есть куда бежать. От большой облавы не спрячешься, но в остальных случаях выскользнуть можно. Плохо только, что хозяйка молодая. Лет двадцати. Точно женихи будут шастать, расспрашивать начнут, по округе разнесут, а там и милиция пожалует, что не желательно. Но и продолжать ночевать в скирдах не мог. Два месяца жил как зверь лесной, забыл уже о кровати, горячей воде, еде нормальной. Несколько дней назад в поле его накрыл сильный дождь, промочивший до нитки. Долго дрожал как осиновый лист и видно не прошел тот дождь даром. Чувствовал жар, кружилась голова, слабость в ногах, сильно потел. Нужно идти в дом. Три-четыре дня отлежаться, набраться сил и уходить. Ничего с ним не случится в доме, а вот если попадет под еще один дождь, что осенью легче легчего, тогда конец ему. Кашель начался. Но сразу идти не решился. Сидел, скрючившись в кустах, пытался согреться. Трясло. В дом никто не приходил, а вот хозяйка ушла. Часов в восемь, темно уже было. Но разглядел, что принаряженная ушла. Подождал минут десять и, шатаясь, пробрался во двор. Дверь в дом была закрыта, но он успел изучить деревенские хитрости. Поискал рядом и нашел ключ под камешком на пороге. Зашел. Дом был небольшой. Коридорчик, кладовка, кухня и комната. Жили бедно. Ни холодильника, ни телевизора. Заглянул в стол, нашел пачку писем, ручку, несколько конвертов и листов чистой бумаги. Переписывается с кем-то. Хорошо. Значит точно одна она. А кровати то две, идеальный случай. Полез в шкаф, старался сильно не ковыряться, чтоб не заметила. Много старой, чуть пахнущей плесенью одежды. Перебирал стопку за стопкой, хотя в такой бедности сбережений могло и не быть. Но выщупал железную коробочку из-под кофе. В ней, к немалому своему изумлению, обнаружил 523 доллара. На ум приходила проданная корова, даже не одна. Или жених на заработках. В Сибири или Москве, шлет деньги ей. Под эту версию подходили и письма. Отлично, значит сама. Сейчас пошла в клуб, молодая, потанцевать хочется. Спрятал коробку обратно. Ему были нужны сейчас не деньги, а крыша над головой и кровать. Дом ему нравился, здесь можно будет хорошо отдохнуть и никто не узнает. Заглянул в кладовку, открыл сундук. Припасов было негусто. Экономная девица, другая телевизор бы купила, конфет, что еще им, дурам, нужно, а эта нет. Жмотиха. Вернулся в комнату и растянулся на кровати. Почувствовал как сильно устал. Два месяца бродяжничества, постоянная тревога, особенно первые дни, когда был взвинчен и не мог заснуть. Добавился еще дождь. Явная простуда. Обязательно нужно отлежаться, а там видно будет. Хотя виделось очень смутно. Нужно уходить на юг, здесь слишком холодно становилось. Куда и как на юг? Но главное нужно было решить, окончательно решить. Может тогда и не понадобится никуда уходить. Как же все вышло по-идиотски. Придурок! Со злости плюнул в сторону и тут же полез вытирать слюню, чтоб не оставлять следов. Нужно уходить, а то еще заснет. Поправил кровать и вышел из дома, закрыл дверь, ключ на место. До села полчаса ходьбы, туда и обратно час. Раньше не придет. Залез в малинник, достал из рюкзака всю одежду, укутался, но согреться не смог. Ждал, пока она придет, временами засыпал. В один из таких моментов она пришла. Увидел, как светится окно во дворе, окна на улицу прикрыты были ставнями. Подошел, приоткрыл и заглянул. Хозяйка застирывала платье. Ничего девочка, но малорослая. Вспомнил ее, конечно красивее. Она была королева, а эта горничная. Кашлянул, прикрыл ставню и заковылял в кусты. Может не услышала, а может побоялась по темному выходить. Рюкзак под голову, скрючился и пытался заснуть. Во сне время летит не заметно. Но сна не было. Тошнило, бросало то в жар, то в холод, голова болела. Чаю бы. Горячего, с малиной, стакана три и под перину, тогда бы вмиг заснул. А так мучился долго, проклиная себя за идиотизм. Проспал лишь несколько часов. Утром долго собирался с силами, отряхивался, расчесал давно немытый волос, постарался сделать подобрее выражение лица и подошел к воротам. Стучал и сочинял, что врать.
-Есть кто?
Она открыла калитку, посмотрела с подозрением. И не мудрено, два месяца не стригся, не брился и мылся давно. Улыбнулся ей.
-Хозяюшка, постояльца не возьмете? Художник я, хочу отдохнуть от городской суеты в вашей глуши. Платить буду вперед, если пустите, конечно, и не сильно загнете.
-Я и не знаю даже.
-Это понятно, растерялись. Давайте так, я посижу с час около двора, вы подумаете и скажите. Да-да, нет-нет.
-Зачем же около двора, заходите во двор, на лавке посидите.
Он так и знал, что пригласит во двор. Два месяца по деревням бродил, совестливых здесь еще много, если не спились. Зашел во двор.
-Вы хозяюшка не стесняйтесь, если в тягость вам, так и говорите, пойду в другое место, это дело такое.
-А вы пьющий?
-Нет. И не курю. За мной ухода особого не надо, только что есть и где спать.
-Еда у меня скромная.
-Что будет, то и будет. Я привык к пище простой. А вы, если надумаете меня пускать, так сразу цену скажите. Деньги у меня есть, но не много.
Конфузилась она. Не привыкли здесь еще про деньги так прямо говорить, дикари. Девственные нравы. Еле сдерживал кашель. А то подумает, что с туберкулезом.
-Хозяюшка, а как вас зовут?