-Саша.
-А по батеньке?
-Петровна.
-Александра Петровна, чаю у вас не найдется? А то приболел я что ли, морозит меня, голова кружится. Я заплачу.
-Да что вы! Незачем платить, сейчас подогрею воды.
Становилось хуже и хуже. Даже если она скажет нет, то уйти он не сможет. Она возьмет и в милицию сообщит. Хотя где здесь милиция. Село соседнее полупустое, много хат заколочено. Это нужно в район ехать. Вряд ли поедет. Главное по доброму все устроить. По злому у него и сил не было. Путаться начали мысли.
-Вы заходите в дом. Оставайтесь. Возьму я вас. Хоть и одна живу да брать с меня нечего, даже если и бандит вы.
-Разве похож я на бандита?
-Сейчас время такое, что ничего не разберешь.
-А цена какая?
-Да потом договоримся.
-По три рубля в день пойдет?
-Пойдет. Я хотела два просить.
-Сейчас наперед заплачу.
-Потом, потом. Вы ляжте лучше, а то еле стоите.
-Плохо мне что-то. Вот так жилец, не успел вселиться и заболел, не обижайтесь.
-Ничего. Вот сюда.
Он дошел с ее помощью к кровати, скинул кроссовки и упал. Помнил, что успел еще удивиться тому, как быстро раскис. Она укрыла его одеялом, вторым, а ему было холодно, никак не мог согреться. Очнулся в темноте. Чувствовал у себя сильный жар. До 40 градусов температура, не меньше. Во рту пересохло. Позвал ее. Тишина. Встал. Сел. Мысль была бежать, но сил не было. Не беглец он сейчас. Может она пошла в милицию, может, но ему это без разницы. Залезть под одеяла и лежать там. Единственное желание. Стал себя успокаивать. В чем могла она его заподозрить? Есть конечно в чем, но тогда бы она сразу не пустила, зач ем ей рисковать. Может пошла к врачу? Но вспомнил где он. Какие здесь врачи, здесь и коновала не найдешь. Опять в клуб? Вот девка! Тут человек считай при смерти, а она на танцы. Вот и девственные нравы, цивилизация достигла и здешних мест. А главный принцип цивилизации – срать на всех. Клуб. Но и клуб вряд ли был в том полумертвом селе. В соседнее? А там мог быть и милиционер. Ну и пусть. Решится сама собой проблема. Опять зебра: жара и холод, полубред, полусон. Опять она. Елена Прекрасная. Даже с дыркой во лбу. Кровь по белой коже, ручейком. И удивленные глаза. Она не испугалась, она не ожидала. И он не ожидал. То, что застрелит, знал, но что будет потом. Влезло море. Он еще маленький, с кругом болтается на волнах. Отец тюленем ныряет рядом. Дальше не разобрать, винегрет полный. Очнулся, когда хлопнула дверь. Она пришла и кажется сама. Притворился спящим, когда она подошла и трогала лоб, подправляла одеяло. Прикрыла дверь, возилась на кухне, легла спать. Тишина никакой милиции. Значит в клуб. Хорошо. Ему плохо, его тошнило, но хорошо, что клуб. Скорей бы утро. Утром всегда легче. Несколько раз приходил в себя, лежал в темноте. Если бы не нашел дом, то вполне мог сдохнуть под кустом, как собака.
Утром она принесла чаю. Под глазом синяк, неловко улыбается. Синяк его встревожил. Хворь отпустила и можно было потревожиться. Значит было за что бить ей морду. Не из-за него ли. Только сцен ревности ему не хватало. А по какой еще причине бьют морды молодым девкам?
-Это откуда?
-Так.
-Хоть не из-за меня?
-Нет, что вы.
Врала. Не умела врать, но врала. Он понял, что он причина. И ему нужно минимум два дня отлежки, раньше уйти он не мог.
-Вы Саша извините, что я вот так слег у вас. Простудился видимо. Но чуть только поправлюсь, сразу же уйду.
– Ничего, мне даже лучше не одной.
-У вас время есть?
-Есть.
-Если хотите, давайте поговорим. Садитесь, только подальше от меня, чтоб инфекцию не подхватили, хватит и одного грипующего.
-Не переживайте, не заболею. Я крепкая.
-Вы такая маленькая, что не верится в вашу крепость, но дай бог. Теперь давайте я представлюсь. Конев Николай Сергеевич,40 с небольшим, художник, разведен. Последнее я к тому, чтобы вы никому не говорили обо мне. Я понимаю, что странная просьба, но я алиментщик, меня ищет милиция, могут дать срок за уклонение. Я бы и рад платить, но денег нет, времена сейчас тяжелые. А бывшей моей жене деньги и не нужны, она вышла за директора завода, хватает там денег и ей и дочке. Но жена досадить мне хочет, в тюрьму запроторить, потом передачи мне носить и требовать, чтобы я у нее прощения просил, унижать. Очень прошу, не говорите никому. Хорошо?
-Хорошо.
-Очень благодарю вас, что помогаете вы мне. Честно скажу – пропадать мне не будь вас. Буду ваш должник и поверьте, что отплачу.
-Да ну что вы, какой должник.
-Должник, должник.
Убеждал что должник, много благодарил и постепенно переводил разговор на нее, стараясь ненавязчиво разузнать как можно больше. История ее была обычна для наших печальных времен. Жила крепкая семья, по здешним меркам хорошо жила. То есть был телевизор и магнитофон. Держали скотины порядочно, отец водителем на ферме работал, молоко в город возил, мать там же дояркой. Питались сытно, одевались чисто, работали много, думали, что хорошо живут. Пока не поехали раз после Рождества в гости на санях. Всей семьей поехали; она, сестра, отец, мать, только брата Леши не было, в армии служил. Погостевали хорошо, выехали обратно по темному, не спеша везла их лошадка, под неторопливый разговор старших. Дети спали, зарывшись в солому. Не знала поэтому Саша как оно приключилось, но врезался в них на полной скорости «Мерседес». Телегу вдребезги и людей. Мать и сестренка сразу умерли, отец в больнице, как и водитель. А она отделалась сотрясением мозга. Долго удивлялись люди, как это она в живых осталась, не иначе в рубашке родилась. В рубашке то рубашке, но началась ей трудная жизнь. Скотину сводить приходилось, на похороны все деньги пошли. Лешку, брата, с армии отпустили на похороны, он от горя с кем-то задрался в городе, дюжий парень и зашиб сильно нескольких. Они нападали, их вина, да оказались они детьми важных родителей и оборотилось будто он напал из них, это один то на четверых. Суд был, хотели ему большой срок давать, она продала телевизор, холодильник и крестики золотые, подмазала судью и тот дал три года, сказал, что меньше никак нельзя. Потом правда, подсказали ей, что больше судья дать и не мог, просто обманул сиротину, деньг ни за что взял, но не вернуть их уже было. Стала она брата ждать, сама живет, дом боится бросать. Быстро его разворуют и жить брату будет негде. Такая вот история, ничуть не проясняющая доллары. Ушла готовить завтрак. Лжет, скрывает что-то. Но это его не волновало, через пару дней, когда отлежится, прихватит деньги и прощай Саша. Не хорошо так
делать, но ему без разницы. Столько натворил, что кражи теперь смешно было бояться. Может и три дня, уж сильно прихватило. С утра пока сносно, но к вечеру снова придавит, при гриппе всегда так.
-Саша, а у вас парацетамола нет?
-Это лекарство что ли?
-Да, от головной боли.
-Лекарств никаких нет.
-Ну ничего, так выкарабкаюсь.
-Может мне в район съездить?
-Не надо. Ради пары таблеток не близок свет ехать.
С кухни понесся вкусный запах, его не радовавший, аппетита не было. Хотелось пить.
-Саша, вы ничего не готовьте, только чая побольше.
-Несу.
Картофельное пюре, блюдце сметаны, кусочек сала с мясной прорезью, хлеб, большая чашка чая с медом.
-Ух ты, как в ресторане. За такое царское обслуживание буду платить вам по пятерке в день.
Он ничем не рисковал. Когда будет уходить, заберет и свои и чужие. Пока можно и порадовать девочку. Немного поел, выпил чая, попросил добавки, принесла.
-А вы на сорок не выглядите.
Ему было 25,но бородка, патлы, два месяца скитаний, думал сойдет.
-Это потому что вовремя развелся. Иначе и шестьдесят могли дать сейчас.
-Злая была?
-Дура. Это хуже всего. А у вас жених есть?
-Нет.
-Что ж так?
-Село безлюдное. Кто мог – уехал, осталась пьянь одна.
-Вы чего тут кисните?
-Дом берегу. И куда мне идти? Ни родственников, ни знакомых.
-А здесь где работаете?
-На ферме.
Снова врала. Не умела правдоподобно врать, что еще раз говорило о здешней дикости. Елена врала превосходно, могла смотреть в глаза и врать. Он так и не научился определять, когда она врет. И зачем. Он сцепил зубы. Его больше всего бесила дешевость происшедшего. Третьесортный роман, продающийся на вокзалах в карманном формате. Любовная коллизия с трагическим концом. Как он мог влезть в такое дерьмо? Придурок. Она вышла на огород. Представил Елену на огороде. Рассмеялся. Королева с сапачкой на прополке картофеля. Она была королева. И шлюшка. Вообще то лучшее сочетание, если ты не дурак. По неизвестным причинам он оказался дураком. Неожиданно для себя. Дурак дураком, вообразил бог знает что и пошло-поехало. Всегда реально смотрел на вещи, всегда поступал правильно, избегал глупостей. А то. Идиот! Разыграть удивительное по глупости действие и пересрать себе всю жизнь. От себя никогда такого не ожидал. И никто не ожидал. Живо представлял как смеялись знакомые. Угораздило же. Что он хотел доказать? Пристрелил ее. За то, что застал с другим. Но ведь она шлюшка! Именно шлюшка. Даже не проститутка. То есть выгода даже не главное. Не жадность, а другой бес толкал ее, хотя и от денег не отказывалась. Будь он хоть немного умней, и внимания бы не обратил. Она была такая, шлюшка, и нечего слюни распускать. Трахался с ней и большего от нее требовать было грех. И зачем ему большее от нее? Незачем. Это понимали все. Кроме него. Он вдруг уверил себя, что влюблен. И до и после помрачения, его бы стошнило от самого слова, годящегося для слюнявых малолеток. Какая к черту любовь, тем более к ней. Но тогда сошло и за первой глупостью последовала вторая, еще большая. Он стал ревновать. По дури это был Эверест, дурней нельзя. Ревновать шлюшку. Ладно в романах, там кого только не ревнуют, но писателям нужно зарабатывать на хлебушек, пусть выдумывают. А в реальной жизни! Да она была хороша в постели, мастерица. И трахайся с ней дальше, не создавай проблем себе. Она глуповата, она шлюшечка. Одно желание на уме, быстро превращающееся в действительность. А как ей нравились его ревности! Поморщился от ненависти к себе. Она несказанно радовалась, ревность тешила ее самолюбие, у нее был набор суперженщины и ревность входила в этот набор. Ее ревнуют! Это как золотая медаль. Чемпионка, рассказывать подружкам, слушать их завистливые вздохи. Когда дал ей по лицу, то она обрадовалась. Бьет, значит любит, какой напор чувств! И уже специально подстраивала, чтобы сцены ревности видели другие. Для нее такая показуха была высшим кайфом и не удивительно, она дура. Но почему он велся? Ругался с нею, устраивал скандалы, не догадываясь, как она довольна. Конечно, она вызывала не просто желание трахнуть, как она привыкла, она вызывала страсть, как в сериалах! Вот он бегает за мной, одержим мной, я его повелительница, я свела его с ума! Невыносимо вспоминать, но так и было. С трудом разжал зубы, чтобы не стереть всю эмаль. Клоун. Как же матерился отец, узнав о его выверте. Наверное. Он не видел и не слышал, он побоялся показываться ему на глаза. Когда повязка спала, он увидел такую дурь собственного изготовления, что только охнул. От начала и до конца чистый, концентрированный идиотизм. Даже если настолько придурок, что ревнуешь шлюшку, ну найми человека, ее тихо пришьют и успокойся. А он в ресторане, на глазах у всех, выпустил ей пулю в лоб. Отец бы помог и здесь, откупил. Сделали справку, что дурак, хотя очевидно, подкупили свидетелей, хорошие адвокаты, замяли бы дело, притом у нее родители никто, учителя что ли. Но он испугался. Не тюрьмы, дело бы закончилось условным сроком, были примеры и похлеще. Он испугался как ему жить дальше, среди всех, кто будет справедливо считать его дураком, как смотреть в глаза отцу. Он дал ему все, он был лучший отец и вот единственное чадо вытворяет такое. Выручил бы и здесь, но он не хотел. Он боялся встретиться с отцом, чувствовал себя невиданным говном. И решил уйти. Бросил в рюкзак вещи, взял заначку и ушел. Два месяца жил бомжом, ночевал под небом, держался глухих мест и полузаброшенных деревень. У него было будущее, хорошее будущее, в отличии от большинства обитателей их вшивого городка. Он мог стать хозяином, как и отец. Но он сглупил, он щедро плеснул на окружающих неизвестно откуда взявшимся идиотизмом. И самое обидное, что он понял свою придурковатость слишком поздно. Повязка спала, когда кровь текла по ее белой коже. На лбу дырочка, удивленные глаза. Все смотрели на него, будто он был на экране, все ждали продолжения. А он удивлялся своей дури. Плевать ему было на эту шлюху. Она была красива, она заводила, каждый, кто видел ее, хотел трахнуть и он хотел, но что бы устраивать пистолетные драмы, это дешевка. Так он размышлял, поглядывая то на свой еще дымящий пистолет, то на ее удивленные глаза. Шлюха, знать он ее не хотел, а муки ревности и это чтиво для шестиклассников и сорокалетних старых дев. Бред им сочиненный и им исполненный. Прекрасно это понимал, но было уже поздно. Он уже пристрелил ее, хотя и сам не знал зачем. Пристрелить блядь, которая не стоила даже мордобоя. Она была создана для траханья и ее нужно было использовать по назначению. Он счудил. Прошло два месяца, а он места себе не находил, вспоминая свою глупость. Лупить себя по морде. Поздно, он уже по уши в дерьме, назад пути нет, впереди нет ничего. Вспоминал снова. Все онемели от удивления, она была восхищена. Он понравился ей, разъяренный, с пистолетом, как в кино. И это из-за нее. Она королева не только постели, но и вообще! Вон какие страсти возбуждает. Вдруг выстрел, она успела только удивиться, дырочка, кровь, повязка падает, острое ощущение погружения в канализацию. Бить себя по голове. Зачем и почему? Ну ведь не глуп, не идиот и не сопливый дрочильщик. Зачем? Что толкнуло его на глупости, что закрыло глаза и приморозило мозг? Выдумал же все, урод. Ненавидел сам себя. Она пришла с огорода. Черт подери, от нее зависело ее будущее, хоть и дерьмовое, но его. От замызганной колхозницы с синяком под глазом. Она возилась на кухне, типичная служанка, глуповатая, трудолюбивая, честная. Хотя честность не типично для служанок. Отец завел двоих в доме, но они оказались воровками.