Состр вдруг понял, что именно этого он не хотел — встречи Джоан с парнями из экипажа последнего самолета. Он не хотел, чтобы они видели ее в аэропорту, когда она уходила. Вся ее прелесть раскрывалась именно в походке, в линиях ее точеного тела, в том невидимом магнитном поле, горячем и неотразимом, которое излучало каждое ее движение.
Думая о Джоан, Состр никогда не останавливался просто на мысли о ней — неожиданно в душе начиналась какая-то тревожная, напряженная забота, и он размышлял о противоречиях: между белыми и черными, между молодыми и старыми, между образованными и неучами, между красивыми и уродливыми, между бедными и богатыми… Бесконечные контрасты жизни сами бросались в глаза, они были присущи всей стране, но, наверное, в особенности — Солнечной зоне, включающей юго-западные и южные штаты.
Их солнечный штат был плоским, как стопа белого человека, болотисто-зеленым, влажным, туманно-жемчужным по утрам из-за обильных тропических испарений, стеклянно-голубым в полдень, золотистым и тихим по вечерам. Состр ощущал прелесть и неповторимость здешней природы, как ощущал возбуждающую прелесть Джоан. Что будет дальше с их любовью? Что будет дальше со всей их жизнью?
Когда-то, еще юношей, одаренный неукротимой энергией, высокий, тонкий, гибкий как тростинка, с молниеносными рефлексами, он играл в баскетбол. Ему прочили блестящее будущее. Но он встретил Джоан. Тоже молодую, дерзкую, непокорную и самостоятельную. Они стали жить вместе. Понадобились деньги. Он встретил ее, еще не успев стать звездой в спорте, и не мог себе позволить не думать о деньгах: ведь это только у профессиональных спортсменов денег хоть отбавляй. Он стал работать в гараже — отгонял на верхние этажи и пригонял вниз, к выходу, автомобили. Сначала он работал, когда не было тренировок. Но потом стал задерживаться все чаще, пропускал тренировки, потому что денег всегда не хватало. Джоан, как и раньше, целые дни проводила с чернокожими парнями, а вечера — в «Келгринс-дилижансе». Чтобы привязать ее к себе, обеспечить материально, Состр брался за любую работу.
Но, похоже, рожден он был все-таки именно для баскетбола…
— Ты меня ненавидишь? — Возбужденная, с горящими черными глазами, Джоан повторила шепотом: — Ты ненавидишь меня?
— Этого никогда не будет!
— Никогда-никогда?
— Никогда.
Джоан улыбнулась своей ослепительной улыбкой, и Состру, как всегда, показалось, что наэлектризованный воздух «Келгринс-дилижанса» стал еще более насыщенным.
«Я твоя, Состр!» — говорила ее улыбка.
Состр кивнул. Сейчас все его внимание было приковано к Брайану Роджерсу, единственному белому за столиком. Правда, Пегги тоже была белой, но к ней здесь давно привыкли. Впрочем, присутствие белого летчика, которого привела Джоан, тоже вряд ли кого-нибудь занимало.
Состр гадал, когда же она успела с ним познакомиться. Ведь экипаж прошел через зал ожидания раньше, чем она оттуда ушла. Где же они столкнулись?
— Брайан Роджерс! — представила его Джоан. И многозначительно добавила: — Из Юго-восточной авиакомпании. Знаешь, Состр, он никогда здесь не бывал! Он даже не слышал об Ууди и Люри Кинте!
Они пили бренди, Состр присоединился к ним. Медленно потягивая спиртное, он весь сжимался, когда Джоан вставала танцевать.
Он упустил свою единственную возможность иметь побольше денег. Сейчас ему казалось, что тогда можно было легко заработать большие деньги. А теперь вот — выполняй грязную, плохо оплачиваемую работу. И не он, а Джоан зарабатывала сейчас больше — она работала так же легко, как жила, как дышала. Ей хорошо платили, и она испытывала чувство удовлетворения, даже гордости, ее вполне устраивали представления в дельфинариуме. Состр не раз спрашивал себя, почему она, такая тщеславная, энергичная, жадная до дела, безропотно выполняет все его желания.
За исключением одного — пожениться и иметь детей.
Чего она боится?
Весь день во рту у него ничего не было, кроме фруктов: в полдень он съел пару размякших апельсинов, вечером — несколько бананов. Он чувствовал легкость во всем теле, но понимал, что быстро опьянеет.
Однако мозг пока работал четко, и Состр кое-что начинал понимать — кое-что, о чем их соседи по Роуз-бич даже не подозревали.
Брайан Роджерс держался вполне прилично. С тех пор как пришел Состр, он ни разу не пригласил Джоан на танец, и она танцевала то с бородатым Малкольмом, то с худощавым, подвижным Уэйбом, то с кем-то еще из их компании. К незнакомому белому они отнеслись, как и к Пегги — ничем не подчеркивая разницы, — и вели себя вежливо и дружелюбно.