Монотонный бой барабанов в форте сливался в единый нескончаемый, неистовый грохот. Над ним как обезумевшие взлетали то резкие, то протяжные синкопы флейт. Ведомые барабанами Айвора и Фредерика, Нормана, Бенджамина и Клиффорда, первой флейтой Сьюзан Кей, флейтами крошки Молли, Ирвина, Годфри, Уоллеса и Дэвида, юноши и девушки во всю мощь молодых легких играли однообразные военные марши.
Голубое небо было прозрачно чистым, солнце сияло ослепительно. За высокими, широко открытыми двустворчатыми воротами видны были трепещущие отблески речного разлива. За подвесным мостом и черной как уголь автостоянкой на другом берегу реки открывались синие необъятные, невообразимые дали Запада, куда устремили свой взор ребята в солдатской форме с кентуккскими винтовками на плечах. Они стояли на одинаковом расстоянии друг от друга у стен и бойниц форта с внутренней его стороны.
— Едут! — крикнул кто-то.
Барабанный бой и визг флейт усилились. Эдмония почувствовала, как тревожно забилось ее сердце, и выбежала из кухни.
Ей наказали находиться там, в полумраке, около кирпичной печи. Сама Сьюзан Кей велела негритянке не высовывать носа. И та действительно возилась на кухне, а чтобы хоть как-то оправдаться перед самой собой а том, что она терпит такое обращение, она топила печь и варила кукурузу для юношей и девушек, переодетых в музыкантов, солдат и офицеров. Бесшабашные, любители подурачиться, они могут хватить из бутылки неразбавленного джина или виски. Многие молодые люди с увлечением участвовали в этой игре. Они не слишком напивались, стараясь вести себя дисциплинированно, но это не всегда получалось. Им нравились их роли, и все же относились они к ним с некоторой иронией. Всем пришлось сменить свои джинсы, куртки, майки на бело-синюю форму бывшей континентальной армии, а полуботинки — на высокие сапоги с толстыми подошвами без каблуков. Когда они впервые надели сшитые на скорую руку, не всегда по росту, куртки с медными пуговицами и прямые брюки с желтыми лампасами, заправив их в грубые сапоги, а на длинные волосы нахлобучили полотняные синие шапки с длинными козырьками, они показались Эдмонии такими смешными, неуклюжими, чужими! Она ясно отдавала себе отчет в том, что вместе с ними, по благоволению Линдси Грэйвса, тоже участвует в этой выдумке, шутке или игре, родившейся среди зеленого спокойствия полей для игры в гольф в «Крамбли-клубе». В то же время она не могла отделаться от ощущения, что уже жила в этом мире — восстановленном или выдуманном, не имело значения, — это было возвращением по воле белых к безвозвратному прошлому, навсегда погребенному в прериях. Несмолкаемый гром барабанов и взвизги флейт будили в душе какие-то смутные волнующие видения, воскрешали так долго наслаивавшееся чувство покорности, смирения, зависимости, непреодолимо владевшее всем ее существом, за многие десятилетия признанным Конституцией только на три пятых человеческим…
Эдмония смотрела вниз между двумя заостренными бревнами частокола. Солнце грело ей спину. Во дворе суматошно строились солдаты и офицеры. В дрожащем над фортом воздухе ощущалась влажная жара болотистой дельты. Тучи мошек зудели в спертом густом зное.
Сверху высокий частокол не показался негритянке столь внушительным, но только сейчас, став рядом с солдатами из караула, она поняла, что форт был когда-то недоступен для противника. Она поискала взглядом Сьюзан Кей. Цветная женщина должна была всего лишь готовить на кухне, и ничто другое не связывало ее с игрой молодежи в укреплении, но, кто знает, почему-то именно в этот миг, будто перед смертельной опасностью, затаившейся в затихающих пространствах запада, она почувствовала себя странно связанной со всеми ними, и больше всего — со Сьюзан Кей.
Среди фигур в бело-синей форме, среди барабанов и сверкающих на солнце флейт она нашла тоненькую фигурку девушки и, успокоившись, снова просунула голову между двумя бревнами частокола.
Вдали, у еще затуманенного горизонта, где раньше появлялись неподвижные изваяния индейских всадников — вестников мести и войны, — не по широким полосам федерального шоссе, а по старой извилистой дороге со стороны города, чуть заметно увеличиваясь, приближалась бесконечная вереница автомобилей. Пыли не было. Не было слышно и шума моторов. Только время от времени поблескивали стекла, никелированные бамперы, и эти мгновенные взблески пронзали окружающий простор.
Эдмония смотрела, оцепенев, и ей казалось, что колонна из металла не движется, а замерла на месте, словно стояла там со дня сотворения мира — ведь опасность всегда шла с запада. Ей не впервой приходилось видеть такую длинную вереницу автомобилей. Сама попадала в гигантские заторы, вокруг которых сверкали огнями и бешено ревели сиренами полицейские «шевроле», но сейчас впервые почувствовала страх — темный, ничем не объяснимый страх перед медленно ползущими в жаре, под огромным небом, машинами. Они наползали со стороны города и его предместий, а может, даже со всего штата, а ей казалось, что движутся они из прерий, осаждая центры с оставленными кварталами — как тот, где ютились они с Абрахамом, Кизи и детьми.