В башнях и бойницах форта никого не было видно. Все укрылись от жгучего солнца. Музыканты отдыхали у восточной стены, привалившись спиной к смолистым бревнам и положив ноги на барабаны. Сьюзан Кей, в расстегнутой куртке, слегка открывающей ее маленькие груди, сидела, согнув левую ногу в колене и вытянув правую, на которой лежала черная голова Айвора Игона. Рядом с ними, тоже прямо на плитах, расположились другие барабанщики и флейтисты. Над их пестро разодетой группкой, словно из колодца, взвивались раскаленные звуки тоненькой флейты, но большинство музыкантов спали.
С противоположной стороны, от помещений для солдат и офицеров на втором этаже, также веяло сонным спокойствием.
«Спят», — подумала с некоторым удивлением Эдмония и, вглядевшись в деревянную стену укрепления, только сейчас заметила скальпы и томагавки.
На частоколе, окружавшем форт, на высоте выше человеческого роста висели искусственные скальпы с длинными густыми волосами, рядом — томагавки с обструганными ручками и стальными, закаленными наконечниками. Они были новые, явно сделанные специально для мероприятия, и, конечно, очень отличались от настоящих томагавков с грубо сделанными, руками отполированными изогнутыми ручками, с тяжелыми наконечниками. Скальпы на частоколе тоже не походили на подлинные — с полинявшими редкими волосами, под которыми виднелась жесткая, потрескавшаяся темная кожа…
Как же она не видела их раньше?
Сьюзан Кей заметила Эдмонию, но не оторвала губ от флейты, а только кивнула ей издали.
Кое-кто из тех, кто дремал, лениво приоткрыли глаза и снова закрыли.
Солнце палило. Эдмония величественно, терпеливо ждала. От кукурузных початков на подносе исходил тонкий ароматный запах.
«Возьми, Сью!» — как бы говорил ее безмолвный взгляд. Сьюзан Кей будто поняла ее и покачала головой.
Все знали, что Эдмония старалась ради нее.
— Возьми, Сью, — чуть слышно прошептала Эдмония.
Но девушка не отрывала от флейты свои розовые припухшие губы. Она не встретила ее, как в прежние дни, радостным-возгласом: «Эдмония Мурхед идет!..»
Тогда с тяжелым подносом на голове, упершись левой рукой в бок, Эдмония стала медленно обходить музыкантов.
— Угощайся, Айви!
— Угощайся, Фрэд!
— Угощайся, Бэн!
— Угощайся, Клиф!
— Угощайся, крошка Молли!
— Угощайся, Дэви! — шептали ее губы.
Эдмония поднялась на второй этаж, прошла около сонных помещений для солдат и офицеров.
— Угощайтесь, ребята! Берите кукурузу!
Разлегшись на голых нарах, ребята спали.
И Эдмония, единственный бодрствующий человек, бесшумно проходила мимо спящих, внимательная и молчаливая, с унаследованным и отточенным веками и поколениями непроницаемым достоинством, о которое, как о застывшую черную магму, разбивались все предрассудки.
Стоял тихий, пустынный полдень, напоенный ленивой равнинной дремотой.
В старом форте, среди прерий, окруживших его, раскинувшихся до самого горизонта, белая девушка выплакивала свой черный блюз.
Я вижу дельту и речной разлив, деревянный форт, множество пестро одетых людей; слышу флейты и барабаны и песню молодого Айвора Игона.
Я вижу темное, смущенно улыбающееся лицо Эдмонии Мурхед.
…По висячему мосту — единственному пути в старый форт — непрерывно идут туристы из близких и далеких штатов. Только жители города, как это ни странно, редко вспоминают о своей единственной исторической достопримечательности.
Сьюзан Лей ушла из дому. Уехала в Чикаго, а может быть, в Кливленд. Эдмония даже не знает куда и не смеет спросить. Она все еще работает у братьев Грэйвс и все так же ездит с Линдси выбирать лучшую индейскую кукурузу благодатных прерий.
Перевод М. Роя.
СОЛНЕЧНАЯ ЗОНА{41}
Триумф Америки, в котором всегда заключалась и трагедия Америки, привел к тому, что черных людей стали презирать.
Ослепленные тропическим солнцем, лишенные тени в своем каменном ложе, будто сваленные в кучу, ленивые, со свисающими животами, касающимися горячего цемента, с зажатыми хвостами и растопыренными когтями, покрытые многочисленными подсыхающими ранами и трещинами, высоко задрав плоские головы — болотно-зеленые, похожие на черепа, — дремлют аллигаторы. Кажется, жизнь еле теплится в их тяжелых телах, мягких под твердым чешуйчатым панцирем.