Борьба с не менее сенсационными и аисторическими взглядами Фуко на протяжении последних 45 лет заставляет медиевистов задаваться вопросом о том, насколько точным является его и Элиаса представление о средневековой эпохе. Никто не возражает против того, что средневековый мир был жесток: так оно и было. В средневековых проповедях регулярно рассказывается о том, как Бог мстит человеку, распространяя болезни, поднимая бури, поджигая дома и деревни, вызывая внезапную смерть. Акцент на распятии и страданиях Христа способствовал широкому распространению самонасилия среди адептов - от голодания до бичевания и т.п., о чем свидетельствует жизнь Генриха Сузо, доктора церкви, который спал на гвоздях и в течение восьми лет носил на спине крест в натуральную величину. Церковь не гнушалась назначать кающимся порку или тюремное заключение, если этого требовал характер греха. Светское право предписывало публичное повешение, сожжение, ослепление и кастрацию за совершение преступлений, а священнослужители во всеуслышание рекомендовали всем благочестивым христианам посещать казни в качестве средства, удерживающего от преступного образа жизни. Если насилию можно научиться, то средневековые мужчины, безусловно, учились этому дома, так как мужья должны были жестко управлять своими женами, детьми и слугами. Однако все это еще далеко от зарождающегося паноптикума, описанного Фуко.
Реакция средневекового исторического сообщества на тезисы Фуко могла бы отвадить Пинкера от написания книги, если бы он попытался прочитать хоть что-то из нее. История Фуко - это парадигма опасности, присущей аргументации на основе теории, а не доказательств, оставляющая его работу открытой для изучения учеными-архивистами, которые не стесняются обращать внимание на зияющую пропасть между фуколеанской теорией и реальным историческим опытом. В действительности насилие в Средние века вряд ли было "зрелищем". Англичане отправляли на смерть только самых закоренелых преступников. Палач" не был даже профессией в средневековой Англии, поскольку не было достаточно работы, чтобы держать человека занятым. В этом отношении средневековые англичане также не отличались от остальных европейцев. Как признает Тревор Дин, европейцы вообще испытывали "ужас перед пролитием крови в наказаниях", так что "когда проливалась кровь, это должно было быть оправдано исключительным характером преступления: особенно бесчеловечными действиями, повторным совершением преступления, серьезной угрозой общественной морали". Далекие от "оргий садизма", которые так ярко описывает Пинкер, средневековые казни "обычно проводились на улице, без свидетелей"; а поскольку казни обычно устраивались у городских ворот в качестве предупреждения приезжим, любое сообщение о власти государства обходило жителей города стороной. Возможно, самое главное, что присутствующие на казни не столько наслаждались муками казнимого, сколько участвовали в душераздирающей спасительной драме, призванной примирить кающегося с христианской общиной перед смертью. Судебные процессы по делам об измене были единственным исключением из правил. Они должны были быть жуткими, чтобы удержать будущих мятежников от взятия факела. Когда казнили Дафидда ап Груффидда, его приволокли к месту казни, сожгли его внутренности еще при жизни, повесили, обезглавили, а затем четвертовали, а части его тела разбросали по всей Англии для предупреждения. Однако на протяжении Средневековья подобной казни подвергались лишь немногие политические предатели, что опять-таки не соответствует воображаемой планке Пинкера.
Даже применение пыток в средневековый период было более мягким, чем это представляют Фуко и Пинкер. Важно отметить, что англичане не применяли пытки, но в XIII веке некоторые континентальные суды возродили римскую практику, причем исключительно для получения признания, а не в качестве наказания, как пишет Пинкер. Пытки не были частью обычного судебного процесса; скорее, это было крайнее средство, для тех случаев, когда обвиняемый считался виновным, но доказательства не соответствовали высоким стандартам доказательности ius commune: два свидетеля или признание. Кроме того, закон устанавливал ограничения на его применение: пытки могли применяться только при совершении смертных преступлений; обвиняемого нельзя было калечить или убивать; при пытках должен был постоянно присутствовать врач; пытки не могли применяться дольше, чем требуется для произнесения молитвы, и т.д. Когда речь заходила о правовом обращении с еретиками или ведьмами - преступлениями особо тревожного характера, - неизбежно происходило послабление правил, но инквизитор не получал карт-бланш на то, чтобы поступать по своему усмотрению.