А на городской площади, под натянутыми над столами цветными пологами, горячеозёрцы поминали погибших, славили родившихся, пили по обоим поводам, радовались тому, что прожили в относительном спокойствии год и загадывали добра на следующий. Короткий мнимый отдых от нескончаемых бдений в ожидании войны.
Наёмники Светлой, ставшие частью дозорного братства, неизбежно должны были быть в его рядах и на этом, чуждом и стражу (верующему лишь в правду оружия да слово кордонного старшины Свора), и охотнику (давно плевавшему на богов Распадка и иные, сулящие кару и милость, вышние силы), сборище. Таласу, три дня проторчавшему в карауле на дозорной вышке - в наказание за зачин справедливой, как он сам полагал, драки, этот праздник был хуже вина из "Пьяного гоблина" на свежую рану. Афгару, прямо перед, символизирующим начало гуляний, зажжением костров выпущенному из темницы (где от скуки, на спор с Хайдой, на поверку оказавшимся не таким уж ослом, как виделось ему по началу, наёмник разобрал деревянную решетку; приведя Мархала в яростное замешательство) и того тошнее. Только бесполезно было собачиться, да и старшина б на радостях молельное изваяние в вине утопил, если бы буйные чужаки лишний раз глаза не мозолили. Такой радости, по словам Тайер, светлинцы доставить ему не должны были...
***
Над городом лениво колыхалось голубовато-прозрачное марево, в котором звёздами плавали искры горящих костров. Суета и шум на площади ни сколько не стихли, а наоборот набрали силу. Какие-то, взятые в оборот винным гадом, молодцы уже вынесли доски из выстроенной вокруг торгового пятачка ограды, раскроили матерчатый полог над крайним столом, побили кружки на головах друг друга. Да и сами головы успели изрядно пострадать.
Вел краем глаза наблюдал за, затеявшими бороться на руках, дозорными; судя по свирепым лицам их, борьба должна завершиться ещё одной дракой. Наёмники с одинаковым ехидством во взглядах ожидали, когда долговязый Лайга, известный неугомонным нравом, двинет сопернику. Звали которого не то Раха, не то Хара и обманчиво добродушная физиономия его была на пол ногтя уже бадьи, что стояла у конюшен. Трезв этот парень бывал лишь тогда, когда рядом стоял старшина Мархал.
Тайер, сидевшая позади спутников на низкой изгороди, язвительно комментировала происходящее. Впрочем, не она одна - за соседними столами тоже живо обсуждали потеху, причём выражения были куда хлеще и сочнее тайеровских. Однако кружку выигравший Лайга швырнул именно в неё. Наёмница ловко увернулась под дружный гогот и смешки касательно меткости парня, что был одним из лучших лучников дозора. Пока тот огрызался с насмешниками, проигравший Раха съездил ему между глаз. Полетела, сбитая шарахнувшимися от стола зеваками, посуда. Загрохотали лавки, сметенные растянувшимся во весь рост лучником. С проклятьями Лайга вскочил на ноги и, сгрёб соперника за отвороты куртки и дозорные выкатились из-под драного полога на пыльную латку не занятого столами и торговыми палатками пространства. Мархал недовольно покачал головой, но драка не переходила границ, позволявших вмешаться сторонним. Границы те должно быть начинались, когда кто-то терял паморки или цеплял кулаком старшего по чину. Да ещё, как давеча в трактире, местных брались убивать чужаки. Тайер цапнула за плечо, дернувшегося вмешаться, стража.
- Дикарское племя. - Брезгливо покривился северянин.
- Что в Кордоне не дерутся? - с сомнительной усмешкой поинтересовался Афгар. Посветлевшие глаза с головой выдавали внешне не заметное постороннему - охотник был изрядно пьян.
- У нас за воротами споры решают. Кто живым возвратится, того и правда. - Хмуро ответил Талас - И то не дело в потеху бой превращать.
- Чего тогда с Хайдой честно не бился? - фыркнула Тайер, поставив на столешницу объемистую кружку.
- Чего ж ты его сразу под честный бой не выдала? - резко обернулся, сидевший к ней спиной, охотник.
- Тебя сюда гостем впустили? - сощурившись, зашипела девушка - А не воевать!
- Наёмники Светлой, - нахмурив брови, перебил следопыт, не давая разгореться неуместной на людях ссоре - Не многим лучше мордобоя, базарная склока.
Афгар, к общему удивлению, послушно кивнул и даже улыбнулся проходившей мимо девушке, одной из тех, что по традиции угощали защитников города. Мгновение спустя пьяная улыбка уступила место непривычному на лице наёмника удивлению и даже некоторому испугу.
Девушка поспешила дальше, провожаемая ледяным взглядом вмиг протрезвевшего охотника. Тайер от души толкнула его локтем в бок и скорчила презрительную гримасу.
***
До рассвета оставалось совсем немного времени. Луч солнца, бледно-лиловой каймой полоснувший край неба над щетинистыми макушками многовековых елей, утонул, смазался, задушенный морхлым дымом тяжелых, сизых туч. Вяло ползающих по низкому, матово-хмурому небу. От, остывшего на непривычно пронизывающем ветру, озера тянуло сырым холодом, расползающимся густым туманом по седеющей от росы траве, проворно забирающимся за шиворот и оседающим бусинами мелкой измороси в волосах. В зарослях, покалеченного паром и горячими брызгами, кустарника, на берегу, надрывалась ночная птица, передавлено кыркая и сипя. Афгар рассеянно подумал о ястребе, чьи когти облегчили бы страдание бедолаги, наделённой подобным голосом. Но Дахар, переметнувшийся от сурового хозяина к, невесть как приручившей, отродясь не доверявшую чужим птицу, Тайер, наверняка ночевал под крышей.
Самому наёмнику не хотелось забираться на обжитый светлинцами чердак, хотя бы по тому, что стоит сейчас ему оказаться в тепле, как неминуемо нахлынет тягучая пьяная дурнота, вгоняя в безразличное, муторное отупение. Отступившее было в миг, когда охотник разглядел на шее, подносившей вино, дочки старосты костяную точёную охранку, крашенную горелым камнем в ржавый цвет. Вырезанные из кости первого самостоятельно убитого зверя, охранки эти сопровождали детей Распадка до самой смерти. Отдать родовой талисман постороннему считалось позором...
Явью мелькнуло перед глазами воспоминание: отголосок гнева и ярости, одним махом заставивших рукой разорвать витой, не уступающий прочностью тетиве, шнурок из кожи каменного призрака и швырнуть, разлетевшуюся от удара о каменный пол, охранку (клык тёмноземельской рыси) под ноги отцу. Проклятием и ненавистью отгородиться от выбравших жизнь и продавших свободу...
Узор, выточенный на костяных боках увиденного сегодня амулета, Афгар знал до последней точки - принадлежал он роду Астарга - воеводы, первозимней ночью отворившего ворота Распадской крепости войску властелина Сарзаса.
***
Рассветный луч напару с ощутимо-прохладным утренним ветром просочился в расхабаренную кем-то чердачную дверь. На тёсаных, потемневших от времени стропилах, под крышей, таскаемый сквозняком лениво мотался мутный хвост грязной паутины, выписывая замысловатые фигуры. Вел некоторое время наблюдал за его невесомыми, неспешными колыханиями, чувствуя желание немедленно скрутить паучью обитель на первую попавшуюся щепку и выкинуть вон вместе с хозяином. Велдар по домашней привычке проснулся рано и теперь, рассеянно прислушиваясь к скрежету старого колодезного ворота, редкому лаю собак и надорванному скрипу ступеней, он словно наяву увидел избушку над глинистым берегом, широкий, огороженный жердями двор. Светлая. И её, далёкую сейчас, ни когда не заставят позабыть ни озера, ни дикие леса здешнего края...