Или не хозяина? Зелёная и чёрная краски почти стерлись, но всё же вполне различались, а вот узор смутно настораживал невесть чем, и светлинка таращилась на витые линии и точки до мушек в глазах.
Глава XIII "Марула".
По дням дом старосты неминуемо пустел. Перед мастерством двух не худших врачевателей дрогнули слуги Хозяйки Мглы и, отпустив души раненых, убрались прочь, за порог, спешно окропленный Наргой полынным настоем, запирающим обратную дорогу. Старшина Мархал вновь встал во главе дозора, значит, вскоре созовет горожан на выбор нового старосты. По тутошнему наследованием почета и послушания не добиться, а значит, выберут кого-то из воинов, достойного по возрасту и разуму. И Маруле придется покинуть дом, не данный ей по рождению, а возможно и город, от того, что не доброе дело немужней девушке не при родителях жить...
Небольшая общая комната служного покоя была тесновата, но порога хозяйских покоев Нарга не переступила и после смерти Гверена и, Маруле, неволей, чтобы не уронить чести доброй и радушной хозяйки, приходилось иногда навещать гостей. Опасаясь, она покрывала голову накидкой - лучше уронить честь дочери, нарушив закон скорби, позволяющий не носить её и не плести кос, чем быть узнанной светлинцами.
В общей комнате царил беспорядок, пахло дымом, въевшимся в одежду несших дозор ночью, лошадьми и горелой смолой воняло от курток тех, кто помогал строить придозорную конюшню. За наёмниками прихвостался Хайда, не впервой таращивший глаза на Марулу. Гверен не раз предлагал присвататься к какому-нибудь достойному парню, Марула отказывалась, теперь, по словам женщин, ей ни чего другого не останется...
Назавтра знахарка покинет дом и вернется на берег и хоть чужаки перестанут захаживать на двор... И тут бы вздохнуть с облегчением, да не выходило. Не сегодня - завтра на сарзасских землях стает снег, и наёмники уйдут, унося напоминание о Светлой. До их появления девушка словно забыла, как близок сердцу родной язык...
Глядя на догорающее в очаге пламя приемная дочь старосты вспоминала дом: белокрашенные стены и широкий двор Белого Легиона... и, невольно Танагара, тогда ещё не проводника, а одного из наставников внешних, боевых отрядов магистрессы.
Марула перевела взгляд на его родича, вертевшего в руке тонкий нож и с усмешкой слушавшего следопыта, в очередной раз пенявшего попутчикам за непочтительность к законам чужой земли. Отвернуться, прежде чем холодный тяжёлый взгляд полоснул по ней словно животорговский меч, девушка не успела.
С неожиданно всколыхнувшимся в ней презрением дочка старосты отворотилась от ненавистных гостей, желая, чтобы те разом провалились в бездну.
***
Бурый настой чернополыни растёкся по чисто выскобленным половицам и медово густо закапал с высокого, тёсанного из цельного соснового чурбака, порога.
Едва за гостями затворилась дверь да на дворе звякнули, заново кованые молодым, не по-здешнему черноглазым, кузнецом, ворота, старостина падчерица хлестанула за порог припасенный ещё с ночи отвар, чтобы навеки запереть чужакам дорогу, да сотворила охранный оберег, надеясь, что боги Светлой не оставили её в чужих землях без своего покрова. За высокими стенами покоев белого легиона в милости небесных покровителей девушка не нуждалась, а теперь, ступив от родного порога, сквозь муть памяти всё чаще вытягивала слова стародавних оберегов да божьих упрошений...
- Ты ведовать тут брось!
Марула, шарахнувшись от входа, с перепугу выпустила из руки пузатый, каленый докрасна, и выкрашенный глянцевым лаком, горшок и не подумавший расколотиться, а лишь, дробно перекатившись, громыхнувший по широким половицам. Старшина и прежде входил в дом недосужась стучать, а ныне, небось, и вовсе ей должно милости выпрашивать, чтоб под этой крышей ночевать. Ведь по законам горячеозёрских земель, староста считался главным над городом во всем, что не касалось дел воинских, но в посмертии его, либо отрешении от должности, семья его всех привилегий лишалась.
- Здравия тебе, старшина. - Поклонилась девушка и поспешно подняла оброненную посудину. Плести по-здешнему хитрые косы она не выучилась, да и волосы в сравнении с тутошними красавицами были позорно коротки, от того девушка спешно повязала на голову тяжелую от вышивки и бисера накидку. - С чем пожаловал? Добрых ли вестей в городе слышно?
- И тебе доброго света. - Усаживаясь на застеленную пестротканым половиком скамью, ответил старшина - Назавтра жреца к суду поведут, а месяц изойдёт - сход соберу, и так долго город без управы...
- Прислужников я отпустила. К ветрогону усадьбу освобожу... - по закону пышный дом старосте не столько для житья дан, сколько для приемов всемастных просителей да визитёров и должен теперь перейти в пользование новому управителю.
- Я Гверену зарок дал насчет тебя услужить, коль ему самому не станется. Словно знал, какова его судьба выйдет... - не привыкший к зряшному пустословию, заговорил Мархал, острый взгляд серо-голубых глаз из-под его широких бровей ни чего доброго, казалось Маруле, не сулил.
- Не беспокойся, старшина, я на постоялый двор сойду, а после открытия ворот и из города уйду. - Заверила она.
- Что ж тебе пойти больше не куда? - недоверчиво прищурился тот. - На послугу Вышнему не шла, знать и милому к дому не пришлась? Так ведь со двора постоялого разве что в кабачные разносчицы дорога, кто ж тебя без родителей оттуда в дом примет?
- От чего ж не пришлась? - оскорбилась девушка - Я и не набивалась!
- Ты хоть Гверену и не дочь, да все ж принял он тебя к дому, да и я тебе беды не хочу. По тому и помощь предлагаю, да не за тем, чтоб ты отмахнулась да по закату крадом к воротам подалась, а так чтоб подумала. Девка ты красивая и хозяйство держишь, а коль ведовать да пороги помоями обливать бросишь так и женой доброй станешь. Дом я тебе не скверный приглядел, да и жениха не поганого. Не богат, не знатен, зато сирота - воля твоя в хозяйстве будет.
- Спасибо тебе за заботу, только нет мне в ней доброго... - Марула пожалела, что извела чернополынное зелье, самое время сейчас заплестнуть им в гостя, а вдруг да исчезнет он, да на порог не воротится.
- Не добро, а все одно без моего слова из города тебе дороги нет, а отказом твоим перед душой покойного ответствовать я воли не имею. Свадьбу по ветрогону сыграем, а там дело твоё - муж дозволит, так лёгкой дороги...
Калёный глиняный горшок всё же разлетелся острыми черепками, оставив на неокрашенных досках двери полукруглую вмятину.
Стоило ли миновать чужие земли, чтобы заново воротиться к тому, от чего родной порог не милым сделался?!
Содрав с головы нарядную накидку, сыпнувшую оторванным бисером, Марула швырнула её на пол, не заботясь о том, что светлое полотно мгновенно пропиталось разляпанным по половицам отваром.
- Чтоб тебе до веку со Мглой не расстаться! - хоть и негоже было девушке её рода проклятия рассыпать, да только иного на ум не шло. Хоть и предрекали ей женщины таковой исход, но, по совести сказать, Марула не верила их речам.
И коль уж вспомнилось о родстве, разве ровня ей дозорный неведомо какого племени? Ведь и светлинский правитель-то по крови в равные не годился.
Да полыхать дозорному ярким пламенем, не станет она ждать ветрогона, стена вокруг не стоит, город и лесом обойти не труд!
Вот только в Сарзас без Танагара дороги нет... и послание неведомого доброжелателя, тронувшее её в дорогу, кануло в лапах животорговцев. И самой бы ей кануть, кабы не проводников талисман. Языка головорезов Марула не понимала, но увидав на её шее шнурок с костяной бусиной, те разом потеряли к ней интерес, правда не на столько, чтобы отпустить восвояси. Но и то в той поре радостью было.