Почувствовав чужой взгляд, тот, по обыкновению, немедленно обернулся и, к полной неожиданности Велдара, вполне по-доброму улыбнулся ему. И Вел лишь сейчас разглядел на шее попутчика две глубокие рваные царапины, от резкого движения набухшие темными бусинами крови, в миг оформившимися в густую алую струйку. Чёрные волосы охотника сделались серыми от мелкой каменной пыли. Так вот в кого выходит метил призрак, ожидать такой неосторожности от распадского было невозможно. Значит, нароком выставился, чтоб ему, Велдару, дорогу открыть.
Однако вместо благодарности, Вел вдруг почувствовал откровенную злобу, на охотника, на остальных попутчиков, за дело уже считающих его оборонять.
- Не стой истуканом! - Лан подтолкнул ученика локтем. - Пожитки свои собирай. Не хватало ещё здесь до ночи провозиться. Твоей милостью нас и так разве что глухой не услыхал.
- Будто я просил за место себя подставляться! - огрызнулся парень.
Хлёсткая затрещина звоном отдалась в голове, крутанув перед глазами рой цветастых мушек.
- Ты в ответе за каждого, кто идет рядом! - принялся выговаривать следопыт - Пора понимать, что любой твой промах иным боком обернуться может.
***
Западный ветер, ни когда не бывающий здесь теплым, безжалостно гнул упругие сосновые ветви, ощутимо ударял в лицо, сдергивая капюшон, предвещая, казалось, неукротимый холодный ливень; хмурое небо, затянутое тяжелыми фиолетово-серыми тучами, грозило расколоться у горизонта тонкими искрами кривых молний, и Марула всё ждала громовых раскатов. Однако малосолнечный, остудно-сырой день сменился вечерними сумерками, следом за которыми на тёмном небосводе высветился неровный полумесяц растущей луны, а дождь, к её радости, так и не начался.
Хайда, продираясь через плотные заросли сонноцвета, чьи кривые, уродливо торчащие по сторонам, ветви цепляли рукава и волосы, привел их к дозорницкому шалашу, плетённому из ветвей живого дерева, надежно укрытому от несведущих посторонних глаз, да известному лишь немногим, допущенным до разведки воинам Горячих Озёр.
Пройдя за минувшие три дня немалое расстояние, Марула все-таки не могла соревноваться с наёмниками, казалось, совершенно не чувствовавшими усталости, не замечавшими убогостей каменистых, не годных ходу троп.
Она замерзла, оцарапала руки, да ко всему прочему порвала об острые камни сапоги, шитые для торгов, да перекупленные у приезжего сапожника за золотой узорный браслет, подаренный Гвереном да многолетний кувшин вина из его же необъятного погреба. Пропажи того кувшина староста, по причине бессчетности подобного добра, так и не хватился, а по браслету едва ли не до самой смерти убивался, по тому как принадлежал тот ранее его дочке.
Опасаясь преследователей, Лан запретил разводить огонь и, отворотив нос от предложенного Велдаром, весьма неприглядного на глаз и запах, ужина Марула забралась в угол просторного, надежно укрывавшего от ветра, шалаша, старательно соображая, есть ли у неё, хоть на полногтя, шанс уйти от наёмников до поры незамеченной.
По всему выходило, что попробовать стоило, потому как Танагаров родич, единственный из этой шайки, чьего чутья, памятуя об умениях своего проводника, Марула на деле опасалась, так же как и она, отказавшись от еды, улегся у дальней стены и, кажется, спал, натянув на голову капюшон плаща.
Однако подходящий момент, переждать колобродящего в зарослях караульного да невидно выбраться наружу, подгадать оказалось не просто. Поначалу угомонившийся было к полуночи, лагерь то и дело будоражил Вел, одолеваемый приступом кашля - купание в ледяной реке пошло парню боком. А потом, вымотавшись до крайности за день, она не заметила, как уснула сама.
***
Звонкая от собственной нереальности, рушимая единым нечаянным движением, единым неосторожным вздохом, рассветная тишина плыла над остывшим за ночь, оцепеневшим лесом какой-то невозможно хрупкой и столь же величественной птицей, размахом крыльев, с исподу крашенных чем-то прозрачно-сизым, дымно плывущим в едва движимом воздухе, кутающей этот, не приморгавшийся еще к свету, растерянно щурящийся на первые, невыносимо яркие после ночной темени, лучи восходного солнца, по-весеннему красного, затканного с краёв оранжево-голубыми облаками, просвечивающего сквозь их едва прозрачные, лохматые бока, мир. Давая ему возможность вздохнуть полной грудью перед начинающимся днем.
Велдар любил эту рассветную пугливость, пусть морозное, пустившее едва заметную паутинку сизого инея по бурым камням, да прихватившее края не успевших после схода снега уйти в землю луж зубцами острого, таящего от малого луча льда, тёмноземельское утро, не особенно привечало теплом.
Половина сегодняшнего дня и они окажутся на земле горячих озёр, вернут Мархалу его неугомонную подопечную и смогут чувствовать себя свободными, по крайней мере, от одного обязательства.
- Ты не припомнишь, старшина не обещался нам заплатить? - нарушила тишину Тайер, сопровождавшая недовольно хмурящуюся Марулу - А то придется ему уплату накинуть за то, что нянькаться с ней приходится.
- А ты меня отпусти и ступай, куда вздумается. - Не осталась безучастной горячеозёрка, позабывшая в шалаше куртку, но неизменно повязавшая на голову простую, тёмную накидку.
- Да моя б воля, я тебя и догонять бы не поспешила. - Усмехнулась наёмница. - Ты шагай, давай, а то твоей милостью тут ещё на ночь останемся.
Вел проводил взглядом направившихся к роднику девушек и пожалел, что не догадался попросить их захватить воды.
- Огонь бы лучше развёл, чем о девку глаза мозолить. - Недовольно проворчал Хайда, толкнув его носком сапога.
- Не хотел бы, чтоб мозолили, держал бы при себе и нам беготни меньше вышло. - Не удержался от язвительности Велдар. Хайда еще с давешней перебранки в лесу не пришелся до души светлинцу. - Да и тебе б не пришлось всех встречных на хозяйство зазывать.
- Не твоего ума дело! - обозлился дозорный, не ожидавший от обычно тихого парня столь язвительных речей, и он уже было замахнулся отвесить тому подзатыльник за дерзость, да краем глаза углядел распадского, с едва уловимым довольством на покрытой вчерашней пылью роже, наблюдавшего за ними.
Завязав волосы в хвост, чтоб лишний раз не цеплять рану на шее, охотник стал узнаваемо походить на уроженцев своего края, неодолимо вызывая у Хайды желание дать ему в морду, да так, чтоб тот наверняка больше не поднялся.
Едва различимое эхо запутавшегося в ветвях крика, заставило дозорного настороженно оглядеться и вмиг позабыть о кровной вражде, по тому, что Афгар не прислушиваясь к повисшей тишине в ожидании иных звуков, сорвался с места и побежал вниз, к роднику.
***
Тайер никогда не трудила себя тем, чтобы обращать внимание на других женщин, ибо, опыту её, все они, независимо от происхождения, были предсказуемо смиренны и большей частью неспособны всерьез вершить свою судьбу. Только поэтому она едва не пропустила бесчестный удар мархаловой девки, слишком точным для простой горожанки движением дернувшей из её собственных ножен короткий широкий нож.
Марула била, не колеблясь и не задумываясь, от удара в спину светлинку уберегла лишь реакция бывалого бойца - достало времени увернуться, второй удар, не столь прицельный и сильный, но столь же молниеносный, пришелся бы точно под ключицу, но наёмница удачно перехватила её руку, до хруста вывернув запястье и выбив, всё же успевший не слабо попортить одежду и ощутимо царапнуть кожу, нож. От кулака, занесённого почти мужским замахом Марулу спас Хайда, вовремя вставший между ними.
- Ты что вытворяешь, собачья дочь? - не сдержавшись, дозорный толкнул светлинку в плечо, шагнув назад, та оступилась на мокрых камнях и Вел, доселе изумлённо глядевший на происходящее, поспешил подать ей руку. Тайер, ожидаемо отказалась от помощи, молча подняла свой нож, чудом не угодивший в мутноватую родниковую глубину, со звоном вернув его в ножны, брезгливо оттянула, заляпанную кровью, распоротую наискось от плеча до завязок на вороте, рубаху, и все так же молча исчезла в зарослях хвойников.