Удар!
На древесине появляется глубокая вмятина, но кроватка выдерживает. Бутылка с виски тоже выдерживает — эксклюзивная ограниченная партия, толстое фигурное стекло, уронишь на пол, хоть бы и на каменный, — не разобьется. Хорошо иметь возможность покупать дорогие и прочные вещи... Но иногда, если возникает душевная потребность что-то разбить и разломать, — случаются такие накладки.
— Сережа... — В дрожащем женском голосе смешалось множество эмоций, но главная из них — страх.
Импозантный мужчина лет пятидесяти не слышит. Или не обращает внимания. Резко дергает пробку, — не столько отвинчивает, сколько срывает с резьбы, припадает губами к горлышку. Благородный продукт кентуккийских винокуров проливается на дорогой костюм, на сорочку. По назначению тоже попадает немало...
— Сережа...
Мужчина, подкрепившись, вновь принимается за кроватку. Теперь он бьет ее ногами. Остервенело, бешено. Продукция итальянских обувщиков более успешна в борьбе с карельской березой, чем изделие стеклодувов. Дерево с хрустом ломается, мобиль с жалобным звуком улетает куда-то в сторону.Кровать повержена, и тайфун вандализма меняет вектор: под атакой игрушки, их в детской множество, — новеньких и дорогих, не распакованных. Теперь некоторые покидают коробки силой обстоятельств, вылетают из них от ударов ногами. Другие гибнут, как были, в упаковках.
Потенциальных объектов для разрушения остается все меньше.
— Сережа...
Других слов не осталось, пропали, попрятались от страха, потому что импозантный мужчина сейчас страшен... С такими лицами убивают, не задумываясь. Мужчина слетел с резьбы, как пробка с бутылки виски.
Женщина на вид вдвое моложе. Лет двадцать пять, двадцать шесть... А месяц — примерно восьмой. Тоже на вид.
Мужчина с бутылкой — ее муж. И отец будущего ребенка... По крайней мере до недавнего времени он считал именно так.
— Сережа, нам надо поговорить...
Другие слова наконец-то нашлись... Они словно переключают триггер в голове мужчины. Эпидемия разрушений прекращается, занесенная нога опускается без удара. Взгляд на бутылку, — в ней осталось не больше четверти, по ходу дела мужчина еще пару раз прикладывался, но куда больше расплескал, размахивая бутылкой без пробки.
Резкий взмах! — почти небьющаяся емкость разбивается-таки, — коричневая клякса на детских обоях, с нее опадают осколки стекла, языки жидкости тянутся вниз, от одного веселенького зверенка к другому.
— Не-е-е-е-ет, — мужчина произносит это слово очень протяжно, покачивая головой. — Говорить мы с тобой не будем... Мы займемся разными делами, общих дел у нас больше нет. Я сейчас вызвоню шлюху, или двух, или трех, сколько захочу, столько и приедет. И я буду их трахать на нашей семейной кровати... Ты ведь, сучка, там трахалась со своим кобелем? Не отвечай, все равно соврешь, и про кобеля можешь не рассказывать, все узнаю сам... Так вот, я буду трахаться, а ты будешь сидеть взаперти и думать, что я завтра с тобой сделаю.
Он говорит, а губы кривятся в улыбке, и та страшнее, чем недавнее бешеное выражение лица. Улыбка намекает: может сделать все, реально все, включая самое страшное...
* * *
За несколько часов до того.
Дорогая фешенебельная клиника, та же женщина на приеме, и сейчас она спокойна, в хорошем настроении, — беременность протекает не просто нормально, она, можно сказать, эталонно протекает.
О чем и говорит сидящий напротив врач, просматривая результаты очередных исследований и анализов. В тоне явственно слышится: у нас иначе и быть не может, запомните, и мужу передайте, и всем подругам расскажите, — потраченные здесь немалые деньги не выброшены на ветер, они инвестированы в здоровье. Его, как известно, не купишь, но сберечь, сохранить можно... Если с умом выбрать клинику. Нашу.
За окном начало лета, солнце и высокая липа. Жалюзи шинкуют солнечный свет ломтиками, и очень стильный медицинский костюм доктора похож на шкуру зебры, — женщина улыбается этому сравнению, муж вчера купил зебру, огромную мягкую игрушку, он все любит запасать заранее, такой уж человек, патологически предусмотрительный...
Эти ее мысли и улыбка — последние в нормальной и мирной жизни, дальше начнется кошмар, но женщина не подозревает о том, и не наслаждается моментом, и не старается его растянуть... Она просто улыбается.
Кошмар начинается заурядно. Доктор, не меняя тона, произносит, кивая на медкарту:
— На самом деле я немного поспешил: здесь подшиты результаты не всех возможных исследований, что мы проводим при беременности... Есть у нас еще одна услуга... дополнительная... Но ее заказывают обычно не будущие матери, а их мужья... В особых случаях... Вы меня понимаете?