Однако Светке ничего не грозит... Леха ее парень, и парень с понятиями, — говорил, словно гвозди заколачивал: свою телку ему жрать западло. Точка. Не обсуждается. И Епифанову телку не стоит.
Иное дело бесхозная Мила.
Лично он, Леха, ничего против нее не имеет. Но у нее, у Милки, судьба такая. Не повезло ей. Карта так легла, для нее неудачно. Может, Милка и сама бы доперла, если б не ошизела с голодухи, что кто-то должен собой пожертвовать, чтоб других спасти. А кроме нее, Милки, получается, что и некому.
Такая вот была у Лехи позиция.
Излагать он умел убедительно. Мог убедить хоть словами, хоть руками, хоть ногами. Мог и ножом.
Наташу убедил влет: все логично и здраво, кто-то должен спасти других, и кроме Милки некому. Не придумать другого варианта, как голову ни ломай.
Но недоделанный чмошник Епифан не соглашался. Он, в отличие от Лехи, с Милкиным родителем знакомство свел не фигуральное. Поговорили один раз. Но чмошнику и раза хватило. О чем и как они беседовали, никто не знал. Но утырок стал после того обходить Милку по широкой дуге. А если сама подходила, общался односложно: привет, да, нет, не знаю, пока.
Мила не обиделась, хоть слегка удивилась, — и сделала знак следующему соискателю... Папа с новым претендентом на сердце и постель дочери потолковать не успел. И уже не потолкует — даже если добрый волшебник махнет палочкой и все окажутся наверху. Или если злой волшебник телепортирует сюда папу..
Толковать папе не с кем. Следующим кавалером Милы оказался Стас.
Епифан хотел выбраться отсюда, но не хотел вновь общаться с Милкиным папой, когда тот станет спрашивать, куда девалась дочка. Его и первый разговор пронял до мокрых подгузников.
И сейчас гнусный чмошник сдавал Наташу. Епифан не говорил прямо, что убить надо ее. Он убеждал, что нельзя трогать Милу, что сожрав ее, лучше все попытки выбраться прекратить, — здесь им будет спокойнее и безопаснее.
Между слов торчал толстый намек: выбрать придется Наташу. Чувствовалось: едва только Леха назовет ее имя, Епифан долго ломаться не будет. Скажет, что ему бы, конечно, не хотелось... Но раз уж так получается...
Леха намеков не понимал. Он вообще не понимал, как так можно: сдать свою телку.
Наташа решила: если они выберутся и он захочет, она Лехе даст, хоть он совсем ей не нравился, даже наоборот. Даст один раз, но с душой. За это самое непонимание.
Едва так решила, подкатил приступ кашля. Наташа поняла, что никому и никогда уже не даст. Разве что даст кое-кому чувство сытости...
Они ведь недаром ушли в сторонку. Они понимают, что случится, если девчонки узнают... Леха точно понимает — он прямо сказал в начале подслушанного разговора: о том, какой ценой все выбрались, будут знать только они с Епифаном, вдвоем. Порубают мясо помельче, чтобы двум оставшимся девкам легче себя обманывать. А потом — чтоб легче все стереть из памяти.
Леха был недурным психологом. Интуитивно чувствовал людей. Втолковывал: должны забыть, иначе будут себя винить, накручивать — и сдадут или проболтаются. Тогда они с Епифаном присядут надолго. Если же сделать все тихо — девки сами будут рады позабыть, что тут произошло. Но надо им помочь, поставив подруг перед фактом, — а перед подругами положив еду.
Он, Леха, и в одиночку бы все провернул, да с голодухи ослаб и боится дать маху.
Наташа поняла: сейчас закашляется и подпишет себе приговор. Из отнорка ей не выбраться, парни перекрыли выход. Можно орать, но до большой пещеры звук не долетит. Ее убьют и разделают.
Она прижала ладони к лицу. Зажимала рот, стискивала нос двумя пальцами. Не дышала в самом прямом смысле. Кашель, лишившись выхода, колобродил внутри. Грудь содрогалась в судорожных движениях. Казалось, кто-то шурует в легких сортирным ершиком — но железным и докрасна раскаленным. Было больно. Нестерпимо хотелось впустить воздух внутрь и выпустить кашель наружу.
Спас ее Леха.
— Кончай базар, — сказал он, оборвав недоделка, хотя они ничего так и не решили. — Пошли обратно. Девки всполошатся, искать начнут... После добазарим.
Следующую фразу Леха произносил на ходу, Наташа слышала ее с каждым словом все хуже. Но уразумела, что Леха отложил решение вопроса. Дескать, еще денек поработать на расчистке завала смогут, сил хватит, но потом надо выбирать... Если, конечно, судьба не выберет за них, и кто-то из девчонок в ходе работ не подвернет ногу и не станет бесполезной обузой, — и тогда, будь та хоть Светкой...
Дальше Наташа не расслышала. Поняла главное: останется жить, может ненадолго, но останется.