Погрузившись в атмосферу неспешности и спокойствия Тина успокоилась и уже не помнила ни боли, что выстрелила в ее животе, ни тех тяжелых, тягучих ощущений в которых она чуть было не утонула. Сейчас ей было хорошо…
− ТИНА!
Резкий, громкий (почти истеричный) окрик пронесся в ее голове словно разряд тока.
Тина вздрогнула и наконец открыла глаза.
Вэнди. Ее подруга детства сидела напротив и смотрела на Тину своими голубыми, но влажными глазами. Ее светлые волосы были слегка неряшливо зачесаны назад, макияжа практически не было — накрашенные губы не в счет − да и наряд не совсем подходил обстановке дорогого ресторана. Вэнди была одета в темно-сиреневую водолазку и скорее всего темные брюки (Тина точно не помнила, в чем была Вэнди перед тем, как они пришли сюда)
… (куда сюда??) …
и только кулон с (хоть и крошечным), но настоящим бриллиантом показывал, что Вэнди не случайная гостья в подобных ресторанах. Или когда-то была таковой.
− Прости меня… − большие глаза Вэнди оказались влажными и покрасневшими: вот-вот расплачется. «Прости меня» − сколько раз за последние три года Вэнди произносила эти слова? Сотню? Тысячу? Слишком много…
И как всегда в такие моменты Тина не смогла прямо смотреть подруге в глаза. Она чувствовала себя неловко и даже стыдливо, словно бы это она, Тина, была виновата в том, что жизнь подруги пошла под откос. В такие моменты Тине было неловко находится рядом с Вэнди в своем модном элегантном платье, дорогими жемчужными серьгами и обручальным кольцом, стоимостью почти столько же, сколько стоил нынешний, полугодичный гардероб Вэнди.
− Я понимаю… − отвечает Тина, не поднимая глаз. Сколько раз за последние три года она отвечала так, с грустью и стыдом которых не понимала? Сотню? Тысячу? Слишком много…
И тем не менее «Я понимаю…» все что она могла в такие моменты ответить подруге. И Тина никогда не понимала за что извиняется ее подруга. И почему перед ней?
Тина наконец смогла поднять глаза и посмотреть на Вэнди. Та сидела и смотрела в ответ, словно ждала, что еще скажет Тина. Обычно девушка старалась перевести тему на что-то другое. На что угодно лишь бы не ощущать неловкости, которой, по ее мнению, нет места в их дружбе, начавшейся буквально с пеленок. Но если говорить откровенно, Тина старалась тем самым отвлечься от собственных не приятных чувств — в последние полтора года Тина злилась на Вэнди, видя, что ее, когда-то яркая подруга превращалась даже не в жалкую пародию на саму себя, а на осколок собственной тени. Но стоило чуть дольше смотреть на Вэнди в таком состоянии, как Тина начинала корить себя за подобные мысли.
Но сейчас Тина смотрела на подругу прямым взглядом и от этого ее мысли наполнялись воспоминаниями. Они гармонично всплывали в голове легко вписываясь в тон звучащей спокойной музыке ресторана.
− Ты была рядом… − Голос Вэнди был тихим, но Тина слышала его так, словно подруга шептала ей на ухо. − С рождения, когда ты пришла в этот мир, ты вошла и в мою жизнь.
И это было правдой. Образы в голове Тины стали похожи на размеренное покачивание уютного кресла-качалки.
… (зачем она завела этот разговор?) …
Они родились с разницей всего в несколько часов. Отцы девушек были успешными предпринимателями, деловыми людьми финансового и строительного сектора. Матери девушек на пару владели загородным клубом, вступление в который определялся для всех желающих размером банковских счетов и положением в обществе. Их родители познакомились там же, на закрытой вечеринке в честь выхода на пенсию одного из главных редакторов крупной известной газеты.
Дружба Вэнди и Тины была такой же прочной, как дружба родителей; их мамы гуляли по парку и довольно часто ходили друг к другу в гости, и Тина с Вэнди еще крошечными малютками уже тогда проводили время вместе.
− Помнишь, какой я задиристой была в детстве? А ты всегда была…
Не обидчивой — закончила Тина в мыслях слова Вэнди, казавшимися шепотом из далекого прошлого.
Больше всего малышка Вэнди любила мороженое, но еще больше она любила озорничать. Тина уже тогда, в свои небольшие три года казалась рассудительной и прямолинейной на фоне часто хохочущей и непоседливой Вэнди. Тина помнила все — от игр в песочнице до шумных детских обид; от веселых игр в салочки и прятки до первых секретиков, которыми они делились друг с другом, подражая взрослым шушуканьям. Почти каждый день их семьи проводили вместе, за исключением некоторых, когда домашние дела требовали от их мам больше внимания, а их отцы доводили до ума свои «взрослые рабочие дела».