…Теперь он видел необычную девушку каждый день. Она всегда была неподалеку от Димы и Катеньки: в коридоре, в библиотеке с какой-нибудь книгой в руках, на крыльце, обхватывая хрупкие плечи руками и ежась от ветра. Иногда рядом с ней с застывшей мукой в глазах появлялась Леся. На Вовку «крашеная», как презрительно называли новенькую Нинка и Настя, почти не обращала внимания. Мимолетный взгляд, вскользь брошенный ею, когда она проходила мимо, словно окунал подростка в январскую прорубь, после него тиски в груди ослабевали и становилось легче дышать.
А еще Вовка заметил, что Дима стал энергичнее, в глазах появлялись блеск и осмысленность, а на щеках — румянец.
Катенька же словно подурнела: волосы, черные и блестящие, посерели, глаза из майской зелени превратились в пыльную летнюю, алые губы побледнели и потрескались. Теперь подросток все чаще ловил на себе ее взгляд, только вместо ликования от него становилось жутко.
«А может я ее разлюбил?» — думал Вовка, как обычно стоя у окна и гладя на небо, в этот раз затянутое серыми тучами.
Можно ли разлюбить девушку, которая год не шла у него из головы, от которой на сердце становилось так тепло и радостно, он не знал… Но та Катенька, которая первого сентября солнечно ему улыбнулась и подмигнула, ни капельки не была похожа ни ту неприступную и ехидную Катерину, которую он дожидался у подъезда, ни на эту новую Катю-с-Димой со злыми тусклыми глазами. Или может во всем виноват Димка? Может, она с ним несчастна? В груди подростка заворочался комок злобы и ненависти. Мальчишка развернулся, чтобы найти негодяя и объяснить ему, что к чему (о разнице в возрасте, телосложении и своих шансах на успех подросток почему-то не подумал), как нос к носу столкнулся с новенькой.
— А я вовремя, — негромко произнесла она, а Вовку опять словно в омут с головой, смывая всю злость, всю ревность, всю обиду.
Подросток растерялся, испугавшись минутной вспышки ненависти, чужой, не его, а девушка с удивительно светлыми глазами, мягко улыбнулась, потрепав его по волосам. Рядом с ней пахло мятой, травами и почему-то гречишным медом, от такой смеси запахов хотелось чихать.
— Что значит «вовремя»? — ворчливо поинтересовался Вовка, отступая от новенькой, запах меда исчез, а вот легкий мяты — остался.
— Можем заглянуть в библиотеку и взять толковый словарь, — на бледных губах появилась усмешка. — Не хочешь? Ну, тогда не узнаешь… Как тебя зовут?
— Владимир.
— Серьезный какой, Вовка, — девушка рассмеялась. — Пойдешь сегодня вечером прогуляться? Вот и отличненько! Тогда у Катеньки-ного подъезда в десять вечера!
Она хлопнула в ладоши и ушла, проигнорировав и возмущенно-удивленный взгляд Вовки, и его попытку сказать ей, что слишком поздно и идти далеко, что уроки нужно готовить, что…
Стемнело раньше, все из-за туч и первого в этом году дождя.
Подросток, натянув капюшон и подняв воротник, топтался у подъезда, не совсем понимая, почему-таки решил придти и старательно списывал все на проснувшееся любопытство. Через пять минут к нему присоединилась Леся, они обменялись взглядами, но даже не поздоровались, продолжив стоять уже вдвоем.
Тишину нарушал лишь дождь.
И вот, когда телефон в вовкином кармане пропищал десять часов, к ним подошла новенькая: в легком черном пальто, с рассыпавшимися по плечам яркими волосами, слегка завивающимися от влаги. Окинула ожидающих взглядом, дышать, по обыкновению, стало легче.
— Спасибо, что пришли… — негромко произнесла девушка, протягивая перетянутые тонкой бечевкой холщовые мешочки Вовке и Лесе. — Положите в карман. Думаю, пригодятся… Пойдемте.
Вовка молча последовал за ясноглазой, твердо решив ничего не спрашивать и ничему не удивляться, позади него шла Леся, так же молча.
Девушка потянула дверь подъезда (домофон не работал), прошла в темный проем, ее шаги почему-то слышно не было, в отличие от вовкиных, который, как ни старался, тише идти не мог. Катюшина квартира была на девятом, но лифтом новенькая пренебрегла. На пятом у Вовки заныли ноги, на восьмом появилась одышка; как ни странно, самой выносливой оказалась Леся: даже дыхание не сбила. Подросток вспомнил, что она, как и Димка, была бегуньей.
Новенькая с трудом перевела дух, стерла пот со лба, внимательно поглядывая на своих спутников. Вовка никак не мог отделаться от ощущения, что ее светлые, нереально бирюзовые глаза видят его насквозь.
— Возможно, будет страшно, — наконец сказала новенькая и прошла в катюшину квартиру.