— Может, подождем — неделю… один день… Я не хочу, чтоб так все выглядело… будто я слишком легкомысленна. Что ты подумаешь обо мне?! Мне это очень важно; ведь я доверяю тебе не просто свое тело…
Он чувствовал терпкую сладость её губ, все вокруг поплыло и закружилось.
— Катя… моя Катя… — прошептал он, чувствуя, как сладкая мука срывает голос. — Ни блеску благополучной жизни, ни королевам красоты, не затмить волнующий поток твоих кудрей и изумрудные озера глаз!
Она отдалась, уже не сопротивляясь.
Два часа спустя, когда она, приподнявшись на локте, хотела его поцеловать, то, бросив случайный свой взгляд на часы, и увидев, сколько сейчас времени, воскликнула:
— Андрюша! Сейчас они придут — папусик и бабушка. Давай скорее оденемся!
И, выпорхнув из его объятий, стала убирать со стола фужеры и недопитое шампанское. Он медлил, любуясь, как она, обнаженная, мягко движется по ковру, слегка раскачивая бедрами. Оглядевшись вокруг, Катя подняла с пола майку и спросила:
— Признавайся, старый фетишист: куда подевал мои трусики?!
— Женские трусики — это моя страсть, — ответил он, оглядывая, в свою очередь ковер. — Правда, куда они делись?
Щелкнул замок входной двери, в квартиру кто-то вошел. Схватив джинсы, Катя стала их спешно натягивать, Андрей сделал то же самое. Откуда-то появилась коробка конфет. Когда в комнату вошел Катин отец, Андрей успел засунуть в рот конфету.
— Привет, пап! — сказала Катя. — Как съездил, что там на даче?
Андрей встал, чтобы представиться. Он смутно помнил её отца, и, если бы встретил на улице, то вряд ли бы его узнал. То был высокий, широкоплечий, внушительного вида мужчина с суровым обветренным лицом. Сейчас Андрею показалось, что перед ним не тот человек, которого он видел последний раз десять лет назад. «Может, отчим?» — промелькнула мысль. Он подал руку:
— Андрей.
— Сергей Владимирович.
Взгляд его не смягчился, когда он посмотрел на дочь:
— Чем вы тут занимаетесь?
— Пьем чай, — беззаботно ответила она, взяв конфетку.
На журнальном столике, кроме коробки конфет, ничего больше «чайного» не было, а букет жасминов в хрустальной вазе, своим душистым шепотом, казалось, доносил всю правду о том, что здесь происходило.
— Ну и как чаек? — задумчиво спросил Сергей Владимирович, поднимая с пола пробку от шампанского. — Вкусный?!
— Чай так себе, вот конфеты — вкусные!
Сергей Владимирович покачал головой и, подбросив пробку, на лету поймал её ладонью. Затем он посмотрел наверх, лицо его при этом вытянулось:
— А нижнее белье зачем висит на люстре? Чтоб «чай» удобней было пить?!
Они подняли головы — Андрей с испугом, Катя — с легким недоумением. На люстре, зацепившись за рожок, висели бежевые трусики.
Катя громко засмеялась. Откинувшись на спинку дивана, она смеялась, хохотала заразительно, так, что Андрей, сначала сконфузившись, вдруг глупо улыбнулся.
Красное лицо Сергея Владимировича еще больше покраснело.
— Ну… молодежь! — выпалил он в сердцах, и четко, по-военному, развернувшись, вышел вон из комнаты.
Катя толкнула Андрея локтем:
— Доставай скорее вещдок с люстры!
Андрей взобрался на столик, встал на цыпочки и потянулся. Катя вновь расхохоталась:
— Ты бы видел себя сейчас со стороны, у тебя такой серьезный вид!
— Сейчас, достану твой аксессуар, — пробормотал он, пытаясь снова встать на цыпочки.
Заметив летящий в него предмет, — пробку от шампанского, которую Катя запустила в него, — Андрей попытался увернуться, но, не удержав равновесие, свалился на пол.
Глава 11
За кормой пенилась легкая волна, широко расходясь по обе стороны и теряясь среди волжских перекатов. Разрезая воду, катер несся по реке. Справа проносились дубовые заросли острова Сарпинский, слева — песчаные отмели. Сидя на заднем сиденье, Андрей наблюдал за легкой фигуркой, скользившей по волнам на водных лыжах вслед за катером.
— Твоя девушка — настоящая спортсменка! — перекрикивая ветер, сказала Алина, жена Вадима.
Сам он, изредка поглядывая через плечо, находился за штурвалом.
Эти слова — «твоя девушка» — прозвучали для Андрея дивной музыкой.
«А если она отменит свою чертову свадьбу, — промелькнула мысль, — то станет для меня не просто девушкой!»
Приближаясь к отмели, Вадим снизил обороты. Андрей наблюдал за Катей. Двигаясь всё медленнее, она постепенно зарывалась в воду. Наконец, отпустила фал.
Она ждала Андрея, пока он подойдет к ней.
— Ты молодец! — сказал он, поднимая лыжи. — Всем очень понравилось.
Увидев его восхищенный взгляд, она улыбнулась, глаза её засияли.
— Ты совсем не загоревший.
— Я не люблю загорать.
— Почему? Тебе бы очень пошел загар.
— Правда? А ты, мой нежный персик, идеально выглядишь и так, без загара.
— Пойдем в тень, а то испортится твой персик.
— Сейчас я завидую ветру, который тебя обдувает.
— А я нет — у меня руки свободны!
С этими словами она стала щекотать его живот.
Вадим принес из лодки раскладной столик и начал его собирать. Алина сидела в шезлонге. Она сказала:
— На вас приятно смотреть. Вы словно голубки.
— У нас конфетно-букетный период, — ответила Катя.
— Сколько вы уже знакомы?
— Мы знакомы с детства.
— Ты слышал, Второв? — обратилась Алина к мужу.
— Они не видятся годами, а мы канаемся с тобой на ста квадратных метрах день и ночь, сутки прочь!
— Он ничего не понимает, — грустно вздохнула Алина. — Дальтоник, как большинство мужчин.
Она записала Катю в конфиденты и стала ей рассказывать о своих женских делах. Андрей с Вадимом направились к лодке, чтобы выгрузить оттуда все вещи.
Пока носили сумки с продуктами, Вадим рассказывал, что нового на работе.
Фурман сделал еще один гнусный выпад — написал новую докладную. Сначала Шалаев пообещал ему, что тщательным образом проверит все факты, которые в ней содержатся. Потом, переговорив с Вадимом, вызвал к себе Фурмана и дал ему понять, что не усматривает в действиях судмедэксперта Второва каких-либо нарушений. Но, тем не менее, Вадим собрался увольняться. То, что предложил Еремеев, гораздо интереснее работы с трупами. И, если дело пойдет так, как запланировано, то он, Вадим, обязательно позовет своего школьного товарища.
Собрав дрова, они разожгли костер, чтобы сварить раков. Раки, еще живые, копошились в ведре среди стеблей укропа.
— … ребенок — это здорово, — говорила Алина. — Но представляешь, Кать, каково одной сидеть целыми днями в четырех стенах. Абсолютно не с кем пообщаться. Разве что с кастрюлями и кухонным комбайном. Второв, этот молчальник, когда приходит с работы, ничего мне не рассказывает, и меня не слушает. Спросит про ребенка, и начинается игра-молчанка. Живу с глухонемым. С галапагосским истуканом.
Катя понимающе кивала ей в ответ.
— Что надо делать? — переспросил Вадим Андрея. — У Еремеева есть знакомый на химзаводе. Этот человек будет отпускать нам сырье, сырьё мы будем отгружать на фармацевтические заводы — Белгородский, Пензенский, и другие — в обмен на их продукцию. На «химию» будет хорошая наценка, поэтому мы сможем продавать медикаменты по ценам ниже заводских.
— Так все просто?
— Да, дружище, все офигительно просто. Самое сложное в этой схеме — выбрать сырье с химзавода.
Они сидели у костра и пили пиво. Андрей оглянулся, чтобы посмотреть на Катю, словно боясь, что она куда-нибудь денется. Она была на месте, смеялась, слушая то, что говорит ей Алина.
— Ты помнишь Женю Захарова? — спросил Вадим.
— Рыжего? Летчика?
— Его. Он уехал в ЮАР на постоянное место жительства.
— Это была его страсть — куда-нибудь уехать за границу.
— Он там открыл фирму по обслуживанию аэропорта. Живет в собственном доме, до соседнего ранчо — три километра. Говорит, скучно, пообщаться не с кем. Дом — работа, работа — дом. В гости ходить у них не принято. Живут с женой, как отшельники.