Андрей чувствовал необходимость серьёзного разговора, но так и не решился. Мысль, совершив зигзагообразный скачок, вернулась на прежнее место. Одно было понятно — в их с Машей союзе он являлся ущемлённой стороной, хоть и не испытывал потребности в новых знакомствах. Для неё, конечно, в этом был какой-то смысл, как для любой другой девушки, особенно если мужчина старше её. Прибарахлиться, а заодно набраться опыта, нахвататься умных мыслей. Другими словами, воспользоваться привлекательной внешностью, как отмычкой, чтобы завладеть ценностями. Андрей не считал себя жиголо; с другой стороны, не понимал общение с представительницами противоположного пола ради самого общения. Если он с кем-то знакомился, то только с определённой целью.
Итак, дело должно было двигаться — если не вперёд, то назад. Пока Андрей, с его консервативными взглядами и свойственной ему медлительностью находился в нерешительности, Маша не теряла время даром.
Они стали реже видеться, и очень скоро оба поняли, что встречаются ради одного только секса. Постепенно его немного снисходительное к ней отношение изменилось — до него дошло, что ей с ним неинтересно. Когда-то она жаловалась на своих родителей, что из-за их критики была неуверенной, робкой, чрезмерно ранимой, что ей было страшно дружить, страшно влюбиться, она закрывалась от всех и вся. Видимо, оттуда происходила её низкая самооценка. Спустя три года после знакомства с Андреем ситуация развернулась в другую сторону. Ей уже не страшно дружить и влюбляться, она открылась всем и вся. Вместо низкой самооценки себе, любимой, выставлен высший балл, а раз так, то это начали делать остальные. И потянулись к ней, заслонив собой Андрея, её «лучшего из друзей».
Встречи постепенно сошли на нет. Андрей собирался позвонить, но отложил на следующий день, потом ещё на день, а потом махнул рукой. Маша не напоминала ему о своём существовании. Когда они сталкивались в институте, с деланным оживлением принимались расспрашивать, «куда пропал?», «почему не звонишь?», болтали о пустяках, хватаясь за малейшую возможность, чтобы закончить тягостный разговор.
Потом стали просто холодно кивать друг другу.
Андрей почувствовал дуновение свежего ветра, однако, с кем бы он ни познакомился, никто его не устраивал. Цинизм куда-то подевался, не нужны были «сеансы секс-общения», захотелось отношений. Он вдруг подумал, что нелепо и пошло без истинного чувства заводить знакомство, и каждую кандидатку стал рассматривать, как потенциальную невесту.
Примерно через полгода после их последнего свидания Андрей встретил Машу в областной больнице. Им нужно было идти в одну сторону, и десятиминутный вакуум они заполнили обычной болтовнёй. «У вас какой цикл?» «Что, пропедевтика у вас проходит в третьей больнице?» «А у нас тут, в областной» «Говоришь, Квартовкина — вредная? А по-моему, отличная тётка». «Что, не выспался на дежурстве, и не успел пообедать? Да… лучше переесть, чем недоспать…»
Оценивая расстояние до трамвайной остановки, Андрей прикидывал, о чём ещё поговорить. Там, в трамвае, будет полно однокурсников, которые разбавят их с Машей унылый тандем. Неожиданно остановившись возле красной «ВАЗ 2108», она сказала немного виновато:
— Вот… Я поехала… Что, подвезти тебя…
— Давай, — равнодушно ответил он, с удивлением отметив, что ревнует её и завидует тому, кто подарил ей эту машину.
— Мишу раскрутила на тачку, — сказала она, словно прочитав его мысли.
И пояснила с лукавым простодушием:
— Ведь надо как-то прорываться в реальный мир материального благополучия.
Он молчал, тогда она добавила, посигналив охраннику на выезде, чтобы тот открыл ворота:
— Жизнь — борьба. Чьи это слова? Чёрт, забыла.
— Хочешь об этом поговорить? — вдруг вырвалось у него.
— Ну, допустим. Ты же молчишь.
— Ты одним оружием прорываешься, я — другим. Мы с тобой не братья по оружию, — сказал он раздражённо.
Долгое время они ехали молча. Когда проезжали под железнодорожным мостом, Маша тихо проговорила:
— Думала, это у меня одной. Тебе тоже трудно со мной говорить?
— Не понимаю, о чём ты.
— Ты всё прекрасно понимаешь.
— Прости, я не расслышал, там над нами поезд громыхал.
— Да ничего, я так… Проехали.
Пока он додумывал, силясь понять, что же она сказала, уже подъехали к его дому. Андрей мысленно ругал себя за то, что с какого-то недоброго часа стал откладывать встречи с Машей, и вот теперь, когда он с особой остротой ощутил влечение к ней, шансов отвоевать её обратно удручающе мало. Такая вот статистическая загогулина.
Он посмотрел на неё и тяжело вздохнул. Кажется, она поняла его состояние.
— Знаешь… — вымолвил он с усилием, и тут же осёкся. — Не понимаю, что такое. Мне очень трудно говорить.
— Неужели? Что-то новенькое, расскажи мне о своих ощущениях.
Её ироничный тон задел его. Сказав, что рад за неё, он взялся за ручку, собираясь выйти, но она его остановила.
— Подожди.
— Что… — усмехнулся он, находясь во власти каких-то противоречивых чувств.
— Не понимаю, ты действительно не слышал то, что я тебе сказала, когда мы проезжали под мостом?
Тут из обрывков слов в его мозгу стала выстраиваться вся фраза. Теперь он понял всё, но начинался другой вопрос: как себя дальше вести? У них всё кончено, или всё только начинается?
— Когда моешь уши компотом, не забывай вытаскивать косточки, — улыбнулась Маша.
Выдержав паузу, Андрей спросил:
— Открой мне страшную тайну: когда ты пьёшь кровь, что ты чувствуешь при этом?
Вытаращив от удивления глаза, она сказала:
— Чердачок твой протекает. Пора делать кровельные работы.
— Ты пила мою кровь всегда. И тогда, со своей жаждой общения с так называемыми «друзьями»… от одного этого слова меня уже воротит… «общщение», «общщение»… тьфу! И сейчас… зачем мы только встретились…
— Сейчас-то что? Мы ехали одни, без друзей. И не общались — прямо как тогда, во время наших последних встреч.
Андрей постучал по торпеде:
— Ты зато результативно «общалась» последние полгода…
— Я просто намекнула ему, а он взял и пригнал мне эту машину. Как-то всё волшебно получилось. Но даже если б что-то было, тебе какая печаль? Ты же прекратил со мной встречаться.
— А что я прекратил встречаться… Ты мне говорила про «интересное общение», ты, типа, «ищешь себя», бла-бла-бла, я верил, как лопух, а ты просто разводишь мужиков на деньги.
— С тебя-то ничего не убыло.
— Послушай, ты отлично понимаешь, о чём я говорю. Неужели ты и сейчас будешь играть свои игры? У нас откровенный разговор, или так, потрындели-разбежались?
— Хорошо, я тупая, — тебе это, кстати, отлично известно… Поэтому, не поленись, объясни для особо тупой особы. Для тупой самки.
Развернувшись к ней, он немного подался в её сторону:
— Внимание, Маша! Говорю на понятном тебе языке: мне были неприятны твои шашни. Если сейчас принято называть это «интересным общением», я не претендую на роль продвинутого, не собираюсь навязывать своё мнение. И мне нужна девушка, которая бы разделяла мою точку зрения по этому принципиальному вопросу.
— Когда мы познакомились, у нас всё было хорошо. Вспомни, как всё было волшебно. Мне казалось… Нет, мне не казалось… Я любила тебя, мне не стыдно признаться в этом. Но ты меня не ценил. Ты меня просто пользовал, как вещь. Сначала я думала, что ты сам по себе такой неразговорчивый, нелюдимый. Но когда увидела твоё общение с друзьями, мне всё стало ясно. Для них ты рубаха-парень, у тебя есть и время, и за словом ты в карман не лезешь. А когда я посмотрела вокруг и увидела, как ухаживают за другими девушками… Носятся, как с писаными торбами, дарят подарки. Не хочу унижать твоё достоинство — у каждого свой карман, но у тебя такой случай… Как сказать… Ты эту аскетичность… в обращении со мной довёл до абсурда. При всём при том, что другие получают всё просто так — держат парней на голодном пайке, и даже ничего не обещают. Ты же — на полном довольствии… И такое отношение. Потому что легко всё досталось.