Я в это время нахожусь в номере Дафны. Мы сидим за столом, под большим, выше человеческого роста торшером, и, перебрасывая друг другу листочки, заполненные каракулями, пытаемся найти выход из тупика, в который уперлись переговоры с арконцами. В принципе с нами должны были бы находиться еще Чак и Ай Динь, но насколько я понимаю, у них происходит сейчас точно такое же приватное собеседование.
Ну и пожалуйста.
Не слишком часто нам с Дафной удается остаться вдвоем.
Жаль только, что голова у меня совсем не работает. Я слишком взвинчен: по пути в номер меня перехватывает Андрон Лавенков и, вытащив на площадку черного хода, где камер наблюдения нет, устраивает нечто вроде истерики. Разумеется, без крика и размахивания руками, но шипящий, как песок за окном, голос Андрона свидетельствует, что внутри себя он кипит.
Беседа протекает у нас крайне сумбурно. Во-первых, Лавенков допытывается, что мне сказал Лорд, и я искренне отвечаю ему, что мы с сэром Генри разговаривали о диетах. Ну и о том, что наша группа, несмотря ни на что, все же проведет очередной раунд переговоров. Это чистая правда, ни капли лжи, но отнюдь не вся правда, как констатировали бы в американском суде. Андрон это сразу же чувствует. Чутье у него, как у голодной лисы. Он взбешен, но понимает, что сделать тут ничего нельзя. Если я не хочу чего-то сказать, то хоть тресни, все равно не скажу. Андрон в этом уже давно убедился. Он берет себя в руки и даже выдавливает, чтобы смягчить обстановку, нечто вроде улыбки. Так мог бы улыбаться пластмассовый манекен. После чего сообщает мне, что главная трудность здесь не в обмороках и не в самуме. Главная трудность здесь заключается в том, что, помимо Юсефа, исчезли еще двое экспертов: Кристофер Раст, аналитик, Соединенные Штаты, и Вальтер Швидке, специалист по информсистемам, Германия. Оба оставили записки, что уходят на Терру.
— На какую еще на Терру? — интересуюсь я.
Андрон смотрит на меня с подозрением. Он не может решить: прикидываюсь я или что?
— Ты тут чем занимаешься? Ты за ситуацией вообще следишь? Террой еще вчера решили назвать этот самый арконский форпост. Так вот, ночью оба они ушли под Купол…
— И защитное поле их пропустило?
— Видимо, да. Представляешь, какая паника сейчас в Комитете?
— Ах так…
Секунду мы оба молчим.
Слышно, как скрежещет песок за окном.
И в этом угнетающем скрежете я вдруг ясно осознаю, что все вокруг изменилось. Причем не тогда, когда в Солнечной системе обнаружился звездолет арконцев, и не тогда, когда их посадочный модуль коснулся Земли, а лишь сейчас, в данный миг. Все изменилось. И, как раньше, как секунду назад, не будет уже никогда.
Это странное ощущение. Будто я, в общем оставаясь собой, переместился в какую-то совершенно иную реальность. Все вроде бы то же самое и одновременно — совсем другое. Вот и Андрон сегодня — совсем другой. Не такой, как вчера, полуразобранный, вдрабадан, несущий маловразумительную ахинею то про арконцев, то про явление Иисуса Христа, а такой, каким я привык его видеть: в костюме, при галстуке, свеженький, аккуратный, причесанный, волосок к волоску, благоухающий приятным одеколоном, и все-таки, все-таки — совершенно другой. Отчуждающий холод наполняет его глаза. Брови чуть вздернуты, образуя вопросительные морщинки на лбу. Мы как будто два разных биологических существа. Насекомое и насекомоядное. Добыча и хищник. Если бы только знать, кто есть кто. Мне хочется его просканировать. Риск все же слишком велик. Да и ни к чему рисковать. Я и так догадываюсь, что он хочет у меня выяснить.
И Андрон говорит:
— Так вот, двое экспертов сегодня эмигрировали на Терру. Думаю, что это только начало. Так вот, скажи: ты не собираешься уйти вслед за ними?..
А с Дафной у нас этим утром ничего толкового не вырисовывается. Уже через час весь ее стол оказывается усеян листочками с головоломными терминами, кривоватыми схемами, графиками, небрежно набросанными картинками. Таков ее способ думать — непременно с карандашом в руках. Я к нему приспособился, поскольку с Дафной особенно не поспоришь. К тому же я чувствую, что она нервничает не меньше меня. Наконец отбрасывает карандаш и говорит, что никакие подозрения Лавенкова ее не волнуют.