— Не завидую тебе, приятель, — проговорил он, снимая шлем.
— Майк, хватит меня пугать! Не может же он, в самом деле, быть таким...
Но Майк уже открывал дверь пассажирского отсека. Еще секунда — на верхней ступеньке трапа появился Зарек Мезийский собственной персоной, и при первом же взгляде на него Ник понял, что проявил в своих суждениях недопустимую поспешность.
И необоснованный оптимизм.
Зарек вынырнул из вертолета, словно Люцифер из адских глубин. Он был огромен, как скала: в дверь ему пришлось протискиваться боком. Ник невольно задумался о том, как вертолет сумел оторваться от земли с такой глыбой на борту.
На госте с севера не было ни свитера, ни куртки, но промозглый холод, казалось, вовсе его не беспокоил. Он был облачен во все черное: джинсы, тенниска с длинными рукавами, тяжелые ботинки. В левом ухе массивная серебряная серьга — длинный меч с рукоятью в виде черепа и скрещенных костей. Черные волосы до плеч. Черная борода. И, в довершение картины, — угольно-черные глаза, полные ненависти и презрения ко всему, на что падал его взгляд.
Нику случалось видеть таких типов в детстве среди приятелей отца. Наемные убийцы. Люди, которых легко узнать по исходящему от них запаху могилы.
Уже на середине трапа Зарек обернулся, вытянул огромную ручищу и извлек из кабины спортивную сумку, разумеется, тоже черную. Ник в ужасе смотрел на его левую руку: все ее не исключая и большого, были унизаны серебряными перстнями, и каждый перстень оканчивался длинным когтем — таким острым, что Ник понял: это и есть его оружие.
Этот Охотник предпочитает убивать руками.
Черт побери! Назвать его просто психом — значит сделать большой и незаслуженный комплимент!
Зарек сошел с трапа. Майк замешкался у него на пути, и Охотник рыкнул на него, по-звериному оскалив клыки.
Майк молча уступил ему дорогу, — и это сообщило Нику о характере Зарека больше, чем он хотел бы знать. Майк был гордым человеком и хамства в свой адрес не терпел. Он не привык сносить такое обращение молча.
Ну, Ника так легко не запугать!
— Что ж, если вы закончили самоутверждаться за счет бедняги Майка, то нам пора.
Зарек так взглянул на него, что Ник тут же пожалел о своей опрометчивой реплике. От ле взгляда безумного Охотника его пробрала дрожь, несравнимая с дрожью от зимнего ветра.
— Еще одна колкость, мальчик — и то, что от тебя останется, можно будет просеять через сито.
В жизни Нику приходилось слышать немало угроз: однако эта прозвучала так искренне, даже как-то буднично, что он невольно отступил на шаг и — редкий для него случай! — промолчал.
Не удостоив его больше ни словом, ни взглядом, Зарек двинулся к машине. На губах его, словно высеченная в камне, застыла злобная ухмылка. Вот он открыл дверь, бросил сумку на пол и уселся на пассажирское сиденье.
На секунду Ник всерьез пожалел о том, что купил двухместный автомобиль.
Впрочем, учитывая злобный и непредсказуемый нрав его пассажира, — лучше уж пусть будет на виду. Зарек — определенно не тот человек, к которому стоит поворачиваться спиной.
Майк облегченно вздохнул и хлопнул Ника по спине.
— Бог тебе в помощь, сынок. Не хотел бы я сегодня оказаться на твоем месте!
Ник редко обращался за помощью к высшим силам, но сейчас, шагая к антрацитовому «ягуару», поймал себя на остром желании помолиться.
Он сел за руль и завел мотор. Через полчаса на Джексон-сквер у них назначена встреча с Тейлоном, Валерием и Ашероном. Похоже, эти полчаса станут самыми долгими в его жизни.
Ник вдавил акселератор в пол: чем быстрее тем лучше.
Как ни старался он глядеть только на дорогу, взгляд его то и дело возвращался к когтистой лапе Зарека, небрежно лежащей на колене. Вре от времени Охотник шевелил пальцами, и томительное молчание нарушалось позвякива серебряных когтей. Через несколько минут, не в силах больше выносить эти звуки, Ник включил радио.
— Как вы относитесь к року? — поинтересовался он.
Радио тут же смолкло.
Ник судорожно сглотнул, сообразив, что За владеет телекинезом.
— Послушай, мальчик. Ты не мой Оруженос Я тебе не хозяин, не приятель и уж точно не подружка. Говорить можешь, когда я задам тебе вопрос. А так — держи рот на замке и прекрати на меня пялиться. Тогда, может быть, доедешь до Французского квартала живым.
Ник крепче сжал руль. Он был смелым пар но не самоубийцей — так что предпочел промолчать.
Открыв сумку, Зарек извлек оттуда темные очки и МР3-плеер размером с кредитную карточку. Надел очки и наушники, откинул голову на подголовник. Из наушников донеслось «Hair of the dog» группы «Nazareth»[1]. Прекрасно! Антисоциальная песенка для антисоциального типа.
Надо поскорее довезти этого психованного сукина сына до Джексон-сквер и сдать его с рук на руки Ашерону!
Пересекая Пешеходную Аллею, Тейлон по-прежнему думал только о Саншайн. Вон та темная улочка, где они встретились сутки назад... при этой мысли у него перехватило дыхание.
Не успел расстаться — и уже тоскует по ней. Вот это удивительнее всего. Он ведь совсем ее не знает. Она ворвалась в его жизнь, как ураган, сея хаос и разрушение, — и все же...
Тейлон вздохнул. Ладно, хватит. Делу время, потехе час.
Короткий роман закончен: они никогда больше не встретятся.
Конец. Финиш. С этой минуты Саншайн Раннинвулф для него больше не существует.
Тейлон не стал прислушиваться к насмешливому внутреннему голосу. У него нет выбора: он должен ее забыть. Много столетий назад он заключил договор сроком на вечность. Согласно этому договору, у него нет и не будет ни дома, ни семьи, ни — разумеется! — жены или возлюбленной. Но дело даже не в клятвах: не будь присяги Артемиде — для Тейлона ничего бы не изменилось.
И потом, нынешняя жизнь его вполне устраивает. Ему нравится свобода. Делай что хочешь, покупай все, что приглянулось...
Чем плохо быть Темным Охотником?
Да любой смертный ему только позавидует!
Ашерона Партенопея он заметил сразу, едва вышел на площадь, — и не только потому, что алантиец на две головы возвышался над прохожими. Древний воин стоял, прислонившись к стене дома и скрестив руки на груди, чуть в стороне от уличного музыканта и его слушателей.
Трудно сказать, что сильнее всего выделяло из толпы — то ли рост в шесть футов восемь дюймов, то ли длинные развевающиеся вол пурпурного цвета, то ли солнцезащитные в вечерний час.
Тейлон прозвал Ашерона Ящером — не с только за допотопное происхождение, сколько за внешний вид, величественный и несколько устрашающий.
Впрочем, дело было не только во внешности. Ашерона окружала мощная аура, насыщенная опасностью и тайной. Казалось, сам воздух вокруг него дрожит и потрескивает, заряженный магической энергией, — и трудно было представить, что кто-то может стоять с ним рядом, не ощущая, как шевелит волосы на затылке предупреждающий холодок.
Судя по тому, как опасливо обтекала Ящера гуляющая толпа, не один Тейлон испытывал такие чувства.
Свою лепту, конечно, вносила и манера одеваться. Ашерон всегда любил эксцентрику: сегодня он был в черной мотоциклетной куртке с серебряной цепочкой на рукаве, кожаных штанах на шнуровке и остроносых «чопперах».
Так или иначе, Ашерон — из тех людей, у которых стараешься не вставать на пути и даже не встречаться с ними взглядом.
Словно прочтя эти его мысли, Ашерон повернул голову в сторону Тейлона. Темные очки надежно скрывали его глаза, но Тейлон почувствовал: Ашерон смотрит прямо на него.
Он невольно улыбнулся, заметив у наставника новое украшение: серебряный гвоздик в ноздре.