Справедливым.
Я не могла произнести это слово – сейчас, когда Мэл продемонстрировала такое явное разочарование. Жара становилась невыносимой, но ее слова прозвучали так холодно и отстраненно.
– Текст прислали из администрации временного президента. Они выбрали тебя для этого заявления.
– Почему?
Мэл посмотрела на меня таким взглядом, будто я заговорила на иностранном языке.
– Почему выбрали меня? – Я не отводила от нее глаз.
Кто-то коснулся моего локтя, и Мэл не успела ответить – если она вообще собиралась это сделать.
– Мэм? Сюда.
Униформа Защитников была, что говорится, с иголочки – такая же новая, как и само формирование. Серая в обтяжку куртка плюс черный штурмовой пояс с нелетальным оружием и другими средствами защиты, включая фирменную дубинку, на которой серебряными буквами был выгравирован девиз: «ЗА ЗАЩИТУ ДЛЯ ВСЕХ». С левой стороны от плеча до бедра шла красная кожаная перевязь, на которой в районе сердца крепился серебристый значок.
Меня включили в фокус-группу, которая помогала в выборе униформы. Помню, как я сидела рядом с главой администрации Круз, и дизайнер, который разрабатывал образец – третью из пяти окончательных версий – вошел в конференц-зал. В следующее мгновение я обнаружила, что стою в дверях, готовая выскочить из зала. Я до сих пор не понимала, почему от вида именно этого конкретного варианта у меня так защемило сердце. Это была великолепная форма. Просто фантастическая. С ней всe было в порядке, даже если ее цвета…
Я глубоко вдохнула, посмотрела на Защитницу и кивнула. Мне было так неловко, когда руководитель администрации тогда спросил меня, что со мной произошло, и я смутилась еще больше, когда дизайнер объяснил концепцию. Контраст алого с серым должен был символизировать надежду на более надежное, мирное будущее перед лицом мрачного прошлого.
С этой униформой всe было в порядке и со мной тоже, и я доказала это, проголосовав за нее.
Из-под шлема Защитницы виднелась туго заплетенная коса, светлая кожа обгорела на солнце. Судя по строгой выправке, женщина раньше служила в какой-то государственной военной структуре, а затем прошла психологические проверки и тактическую переподготовку для службы в рядах миротворцев ООН. Она повела нас вперед с уверенностью человека, который привык отдавать приказы или, по крайней мере, следовать им.
– Подождите. – Я попыталась высвободить руку, но Защитница сильнее сжала пальцы, стаскивая меня вниз по ступенькам парадного входа в Старый главный корпус. По стуку каблуков Мэл я догадывалась, что она идет следом.
– Агент Купер сказал…
– Не сейчас, – резко отреагировала Мэл, останавливаясь рядом и показывая на группу Защитников, которые выстроились по периметру импровизированной стены, сдерживая напор любопытствующих зрителей, пытавшихся фотографировать, и немногочисленных репортеров.
– Что думает временный президент по поводу приближающихся выборов?! Она видела данные последних опросов? – выкрикнул один из них, обращаясь к Мэл.
– Мэл, как вы можете прокомментировать слухи о том, что Генеральная Ассамблея ООН вернется в Манхэттен? – вторил ему другой журналист.
– Мэл! Мэл!
Догадываясь, что об этом подумают окружающие, я придвинулась к Защитнице, игнорируя напряжение, нараставшее в моей голове. Колонки по-прежнему гудели, негромко потрескивали электрические заряды.
А вот слова Мэл прозвучали очень отчетливо.
– Улыбайся, – прошипела она мне, и сама растянула губы в искусственной улыбке.
Я не могла.
Среди взволнованной толпы, отключившись от непрекращавшихся выкриков, я внезапно поймала взгляд того самого парня. Он словно замер возле своего стула, и я тоже застыла. Потом парень нахмурился, отвел взгляд и уставился на высокого Защитника, который пробирался к нам сквозь толпу.
Защитница, державшая меня за руку, снова потянула за собой, дальше вниз, но не прочь от толпы, а прямо в нее.
– Почему мы идем сюда? – спросила я. Нам лучше было идти в прямо противоположную сторону – так было бы быстрее, и агент Купер тоже пошел туда же.
– Протокол безопасности изменился, – буркнула женщина. Ее коса еще больше потемнела от влажного воздуха.
Если ты когда-то уже встречался лицом к лицу со смертью и едва выжил, в тебе происходят необъяснимые изменения, пробуждается какое-то особое чувство. С того мгновения и навсегда ты становишься сверхпроницательным, пусть и неосознанно. Это не значит, что, насторожившись, ты сразу ощутишь укол тревоги. Или твое сердце вдруг быстрее заколотится в груди. Иногда не остается времени даже на такую реакцию.