– «Жизнь судьи Уильяма Персиваля, рассказанная мистером Николасом Пирсом», – предлагает Броуд.
– Я буду писать под псевдонимом, – спорю с ним я. Это – сделка с дьяволом, закрепленная рукопожатием и моей подписью.
Наверное, Уилл воспринял свои сегодняшние действия в зале суда как обязанность или, возможно, способ обрести большее влияние в Парламенте. Хотя он и выполнил свои обязательства, я до сих пор не могу перестать думать о том, с каким равнодушием и пренебрежением он принял судьбу леди Кэтрин. Он позволил мне поверить, что ее можно спасти, и я злюсь, что так быстро забыл, кем же он является на самом деле. Уилл всю жизнь провел, играя разные роли, но в историю войдет только в той, которую я создам с помощью слов. Палач ведьм.
Я сажусь на место Броуда, но даже несмотря на то, что передо мной лежит чистый лист, а в руке я держу перо, с которого капают чернила, в голове у меня абсолютная пустота. Я прочитал столько памфлетов, посвященных ведьмам, что эта тема потеряла для меня всякую сверхъестественность. Мне в бок впивается стул, а шея начинает гореть от жаркого дыхания Броуда, нависшего надо мной.
– Вы не могли бы сесть в другом месте? – прошу я, но он лишь усмехается и пододвигает стул еще ближе.
Я еще крепче сжимаю пальцами перо. Он сомневается в моих способностях. Мне нужно уйти, чтобы уберечь себя от риска, что отец и Уилл когда-нибудь об этом узнают. Но несмотря на все, что пообещал мне папа, я не могу не стремиться к чему-то большему. Обретя имя матери, я испытаю лишь безнадежное утешение, не более. Если я не смогу изменить свою природу, то должен стать таким, как Стивенс, – бесплодным и одиноким. Писательство облегчает эту ношу. Единственный раз, когда я почувствовал себя полноценным, случился, когда я, не сдерживаясь, излил мысли на бумагу. Это был и единственный момент, когда я ощутил себя близко к познанию своей матери, и сейчас мне совсем не хочется опускать руки.
– Избавь меня от проповедей, – хмурится Броуд, когда я начинаю с предисловия. – Эту часть почти никто не читает, к тому же, именно в церкви людей учат остерегаться дьявольских искушений.
Я зачеркиваю строчку и начинаю сначала, на этот раз – сразу с основной истории.
– Это мы уже слышали, – вмешивается Броуд, когда я дописываю всего пару строк. Несмотря на репутацию Уилла, многие его подвиги соединились с историями его коллег по охоте на ведьм. История, которую я сейчас пишу, всем знакома. Она – о ведьме, душа которой по ночам покидает тело и наводит кошмары на соседей, пока Уилл ее не убивает.
Перечеркнув строчки, я начинаю снова. Теперь я пишу о ведьме, которая посылает своих чертей, чтобы убить скот своего врага.
– Эта история тоже старая.
Я бросаю перо и оборачиваюсь к Броуду:
– Истории никогда не бывают новыми. Все обвинения написаны одними и теми же чернилами.
Его терпение на исходе.
– Своими словами ты добьешься того, что я прекращу с тобой сотрудничать, – угрожает он мне, многозначительно кивая в сторону своих учеников.
– Есть одна ведьма, – торопливо произношу я, приправляя правдой ложь короля Якова, – она общается с покойниками. – Броуд наклоняется ко мне. – У нее в распоряжении куча секретов мертвецов, – откровенничаю я даже после того, как песнь Фрэнсиса заставляет мою кровь кипеть. – Они наполняют ее, словно вода.
– Напиши о ней, – просит меня Броуд.
– Она из Бэгби, – говорю ему я, даруя жизнь выдуманной женщине, чтобы тайны мертвых, и мои тоже, снова могли ожить. – Это маленькая деревушка. Недалеко отсюда, но сейчас под контролем роялистов. Достаточно удаленная, но не настолько, чтобы не вызывать опасений.
– А чем она занимается, эта ведьма? Как она наводит проклятия?
– Портит всем жизнь. Использует секреты мертвецов, чтобы соблазнить или напугать людей, а потом заставить их продать душу дьяволу, – рассказываю я.
Он хмурится.
– Должно же быть что-то еще.
– Она занимается узелковой магией, – напоминаю я ему, – поэтому способна только на что-то одно.
Он вскидывает руки.
– Тогда опиши ее, как коварную ведьму!
Когда я начинаю спорить, он настаивает:
– Читателям не нужна правда. Им хочется ужасов.
Кивнув, я позволяю истории развернуться перед моими глазами. Пальцы у меня – в пятнах от чернил и пахнут медным купоросом, чернильным орешком и смолой.