– Я едва успеваю. – Я кивком указываю на свое послание.
– Он написал моей матери, – добавляет Альтамия, – но она спрятала письмо, чтобы отец его не увидел. Он так отчаянно старается ему угодить.
– А мама – не настолько?
– Во-первых, дядя почти на десять лет старше ее, а во-вторых, они почти чужие люди. Он – мировой судья, способный расследовать дело без посторонней помощи. Мама переживает, что его положение может пошатнуть рекузантское прошлое нашей семьи. А страх способен заставить его сделать что-то, о чем он потом пожалеет.
– Я перепишу письмо, убрав из отказа Уилла всякую вежливость.
– Что вы, не стоит, – слабо протестует Альтамия, но пальцы ее тянутся к шее.
– Мне не сложно. Чувствую себя бодрее, когда посылаю резкие отказы. – Я рву на кусочки предыдущее письмо.
– Я вам завидую, – признается она с улыбкой на устах. – Если отказ исходит от женщины, то он непременно должен сопровождаться извинениями. С другой стороны, я не могу позавидовать вашей работе. Мой дядя – упрямый человек. Все те немногие разы, что я его посещала, он не упускал возможности выразить недовольство моим отцом. Как и дедушка, он против брака моих родителей.
– Я рад. – Она поднимает взгляд, и я спешу завершить фразу: – Рад, что ваши родители познакомились. Ведь в ином случае вас бы тут не было.
Улыбнувшись, Альтамия снова переключает внимание на чучело, которое держит в руке.
– Грейс, кажется, осталась под впечатлением от того, что я делаю. А ее непросто удивить. Она теперь замужем.
– Я знаю, каково это – быть у всех на виду, – вздыхаю я, пока Альтамия надевает на мышку золотистое жабо.
– Слухи из Лондона, – неуверенно протягивает она, – дошли до Йорка. Родственники вашей мачехи заявляют, что вы завладели наследством вашего брата. Но я им не верю.
Я сделал это, чтобы сберечь себя, но подобное признание вряд ли бы ей понравилось.
– Это правда, – сознаюсь я, указывая на свой наряд, сшитый по чужим меркам. – Все, что у меня есть, принадлежит моему брату.
– Я все еще не верю, – настаивает она.
– Ваша мама считает, что я опасен.
– А я так не думаю, – хмурится она, и я не могу заставить себя с ней поспорить. Состояние моего отца может заставить Хейлов закрыть глаза на обстоятельства, в которых я родился. И хотя эти люди пользуются уважением, приверженность католицизму в семье миссис Хейл может поставить ее под угрозу, которую лишь усилит мое преследование. Мое будущее все еще туманно, даже если мне удастся выжить, пока я сопровождаю Уилла. Какими бы ни были мои чувства, я никогда не допущу, чтобы Альтамии кто-нибудь нанес вред.
– Позвольте мне быть вам полезным, – сухо прошу я. Наши пальцы соприкасаются на жестком материале жабо. Я отдергиваю руку, но она кладет свою ладонь поверх моей.
Я хватаю ее за руку, когда слышу приближающийся звук торопливых шагов. Появившись в дверях, миссис Хейл изучает нас, словно картину. Я неохотно отпускаю пальцы Альтамии. Миссис Хейл прерывает эту сцену, чтобы вручить мне записку.
– Меня ищут, – сообщаю я ей, изучив приказ Уилла присоединиться к нему на повешении ведьмы.
– Вам пора, – говорит миссис Хейл. – А ты сегодня будешь моим секретарем, – обращается она к дочери.
Несмотря на свой расстроенный вид, Альтамия аккуратно складывает инструменты и уходит выполнять поручения матери.
Вся нежность, которую я испытывал, уходит, и все же я не жалею о потере того, что никогда не было моим. Постепенно растворяясь, ее прикосновение покидает меня, пока я приближаюсь к центру города.
Глава одиннадцатая
Йорк превращает смерть в спектакль, о начале которого возвещает появление распорядителя празднеств. Копошащаяся толпа сжимает меня, пока Уилл и Хейл поднимаются по ступеням виселицы. Я окидываю эшафот взглядом, и у меня перехватывает дыхание. Уилл, одетый в мантию из черного бархата, отделанную мехом, выглядит торжественно. На фоне ясного голубого неба они с Хейлом кажутся темными кляксами.
Мое присутствие здесь – лишь формальность, но Уилл все равно находит для меня занятие. Он попросил меня подготовить отчет о казни для Парламента. Леди Кэтрин будет не первой, чье повешение я наблюдаю. В Лондоне я проходил мимо мертвецов мыса Блэкуолл, которых, больше похожих на восковых кукол, оставляли висеть и гнить еще долго после казни, целыми группами. Но это – первое повешение, в невиновности жертвы которого я абсолютно уверен. Толпа толкается и нетерпеливо меня сдавливает, но я намеренно погружаюсь в это ощущение, чтобы забыть о своих страхах.