Клементс одержим жаждой мести. Он уже частично осуществил свой план, и нежелание Уилла быть его частью лишь распаляет его. Персиваль решительно настроен на то, чтобы мы оба уехали, и даже мой отец прислал еще одно письмо, чтобы ускорить мое возвращение. Но я не могу этого сделать, ведь сейчас из-за моего отъезда в опасности окажется Альтамия.
– Я поговорил с олдерменами насчет получения свидетельства, которое подтвердило бы невиновность Альтамии, – сообщает Уилл.
– Его никто не подпишет, – фыркает миссис Хейл.
Она хватает за руку мужа, который, швырнув бокал, вдруг резко встает со своего места.
– Я вызову его на дуэль! – грозит Хейл.
Уилл преграждает шатающемуся мужчине путь к выходу, и тот с неохотой возвращается за стол.
– Он тут не ради вас, – качает головой Персиваль, но его слова не слишком помогают уязвленному самолюбию Хейла.
– Вы должны встретиться с ним лицом к лицу, – кричит Хейл, – вместо того, чтобы прятаться и перекладывать все на нас! А! Так вы считаете, что это я во всем виноват! – добавляет он, несмотря на то, что Уилл ничего ему не ответил. – Я оказал ему радушный прием. – Он отводит взгляд. – Не думал, что Альтамии все это коснется. Я вынужден в одиночестве взваливать на свои плечи тяжесть целого города. У меня нет ни старинной фамилии, ни кучи союзников, и чтобы восполнить это отсутствие, мне приходится идти на уступки. – Хейл хватает жену за руку. – Я не выдержу, – бормочет он.
Уилл поворачивается ко мне. Впервые за время нашего общения он уделяет мне все свое внимание. Мы на чужой территории, намекает он, бросив на меня взгляд, а затем, вздохнув, уходит в свою комнату, и его шаги затихают.
– Мой господин ничего не может поделать, – говорю я, но из всех присутствующих на меня смотрит лишь миссис Хейл. Я уверен, что в любой другой ситуации она с уважением отнеслась бы к решению Уилла не соглашаться на требования Клементса. Но только если Альтамия не была бы в опасности. Миссис Хейл взглядом просит меня уйти.
– Мне очень жаль, – бормочу я.
Поднявшись наверх, я стучу в дверь Альтамии. Я слышу скрип половиц, и дверь слегка вздрагивает, но не открывается.
– Альтамия, – шепчу я, слегка толкая дверь, однако девушка с тихим вздохом уходит. Она не промолвила ни слова с тех пор, как мать оттащила ее от тела Агнес. С тех пор она не выходила из комнаты, и тяжелый запах горящих чучел начал просачиваться из-под двери в тот день, когда Агнес принесли в дом. Уйдя в себя, Альтамия позволяет своей коже постепенно превратиться в броню.
– Миссис Хейл, – негромко обращаюсь я, заметив женщину, стоящую на верхних ступеньках лестницы. Она зовет меня жестом:
– Лорд Гилберт уже подыскивает себе новую жену. Женщины вроде леди Кэтрин – пища для зевак. Не хотелось бы, чтобы и моя дочь оказалась в их числе. – Она теребит нитки на навесных кармашках на талии, напоминающих кровавые раны. – Я выросла в окрестностях Пендла, – шепчет она. – Поэтому сначала я подумала, что речь о колдовстве. Иначе как люди могут так быстро друг в друга влюбиться? Опыт подарил мне мудрость. Из всех моих потенциальных женихов, которые говорили, что я очаровательна и хороша собой, меня покорил именно мой муж: он пообещал, что я буду в безопасности. Однако неудача его сломила. Альтамия тоже сломлена. – Миссис Хейл не приходится меня ни в чем обвинять, ее тяжелого взгляда вполне достаточно. – Моя дочь считает, что вы – пара. – Ее руки дрожат, словно она хочет рвать письмо, которое мне протягивает. – Она, в общем-то, права, но вы созданы не для нее.
– Я ни для кого не создан.
Рука женщины дернулась, словно она хотела дотронуться до моего лица, но вместо этого она позволяет мне уйти, и я возвращаюсь в свою комнату. Закрыв за собой двери, я хватаюсь за грудь. Не знаю, сколько времени я провожу в таком состоянии. Я потрясен. Смятое письмо, которое она нервно мне вручила, дрожит у меня в руках, пока я наконец не осмеливаюсь прочитать написанные в нем слова.
Уважаемый судья Персиваль,
несмотря на Ваш отказ, я все равно настойчиво стремлюсь к Вашему расположению. Ваш памфлет дошел до наших краев, и я надеюсь, что эта моя последняя просьба Вас убедит. Мой приход так часто переходил из рук в руки между круглоголовыми и кавалерами, что поначалу мы даже не обращали внимания на то, кому он принадлежит. Мы были слишком сосредоточены на погибших, унесенных войной. И когда мы наконец это заметили, то было слишком поздно. Сам дьявол заставил своих фамильяров творить зло, и мы в нем погрязли. В нашем городе слишком мало мужчин. Часть из них погибла, а часть борется за Парламент. Нам не хватает людей, чтобы сражаться, и я смиренно прошу Вашей поддержки.