– Нет, трудно не будет, – кивает Уилл. – Я уже проложил для этого прекрасный путь. Посмотрим, как вам удастся по нему пройти.
Глава восемнадцатая
Сегодня утром колокола прозвонили шесть раз в память об Агнес и еще четырнадцать – за каждый прожитый ею год. Хейл, стремящийся поскорее обо всем забыть, приказал похоронить Агнес ночью. Мы вместе с ним и Уиллом ждем в гостиной прихода факельщиков и гробоносцев, которые должны отнести тело Агнес на местное кладбище. Завтра мы отправляемся в Роутон. Я отправил запоздалые послания отцу и Додмору в надежде, что их дела подождут до тех пор, пока мы не решим всех проблем, а Альтамия не будет в безопасности.
Мы с Уиллом сразу же сообщили Хейлам о нашем решении поехать в Роутон и о связи Клементса с лордом Кэрью. Миссис Хейл ничего не сказала в ответ: ее выдали лишь полные горечи удары вышивальной иглой. Хейл уже открыл рот, чтобы нас во всем обвинить – по крайней мере, я так подумал, как вдруг его челюсть заскрипела так громко, что мне показалось, что она сейчас сломается. Ничего из этого не случилось бы, если бы мы приняли приглашение по первой же просьбе.
– Они сотрудничают? – вскипел он, взбешенный триумфом Клементса и тем, как он унизил его в глазах шурина. Агнес мертва, Альтамия все еще в опасности, но Хейла в первую очередь беспокоит собственная гордыня. Я не могу ему этого простить, и миссис Хейл – тоже.
Когда приезжают гробовщики, я тороплюсь уведомить об этом женщин, спускаясь по мрачной лестнице в подвал, где играет мелодия Агнес.
– Отвернитесь, – приказывает Альтамия, как только я захожу. – На нее нельзя смотреть.
Накрытая саваном и посыпанная розмарином, Агнес лежит на столе. На животе у нее – муфта Альтамии. Подчиняясь девушке, я поворачиваюсь к ней спиной, пока Альтамия вместе со своей матерью завершает приготовления перед похоронами подруги.
Госпожа хорошо подготовила Агнес ко встрече со смертью. Консерванты уберегли ее тело от разложения, а песня звучит пронзительно, как у скворца. Эти звуки пробирают меня до костей.
Я онемела. Меня баловали, но лишь один-единственный человек меня ценил. Крошечное, неприметное существо со ртом, онемевшим от привкуса железа. Я предпочла бы быть госпожой с шелковым кляпом во рту. Кем бы я ни была, я – добыча. Меня поймали. Слой воды делает его взгляд похожим на густую тень, а его крепкая хватка превращает меня в русалку. Жгучая слепота в глазах и свист воздуха в легких лишают меня зова сирены.
Последнее, что увидела и услышала Агнес, были глаза мужчины, который ее утопил, и радостные возгласы людей, которые за этим наблюдали. Она всю жизнь была бесправна, и даже после ее смерти ничего не изменилось бы. Я помогу ей восстановить справедливость. Я дам ей высказаться.
– Нам пора, – сообщаю я.
Миссис Хейл, желающая, чтобы этот жуткий день поскорее закончился, вздыхает у меня за спиной.
– Я не могу. – Голос Альтамии срывается, но я не позволяю себе обернуться, потому что миссис Хейл еще не ушла.
Тогда я обращаюсь к ней с мысленной мольбой.
– Я постараюсь потянуть время, – соглашается миссис Хейл, замедляя шаг.
Альтамия пристально смотрит на Агнес.
– Ты познакомишься с моей кузиной Грейс, – подавленно произносит она в ответ на новость о нашем с Уиллом отъезде. Выражение ее лица никак не выдает того, что она чувствует, зная, что я оказался в компании человека, который напал на нее и убил ее подругу. Однако именно это отсутствие эмоций заставляет меня испытать еще больший стыд, чем осуждение, которого я от нее ожидал.
Она поднимает голову.
– Агнес была сиротой. Я относилась к ней как к подруге и сестре. Она всегда была где-то рядом со мной, но я ничего о ней не знала. Она была такой молодой и ранимой, а я допустила ее страдания.
– Вы не должны себя винить, – утешаю я ее, но мыслями возвращаюсь к Фрэнсису. Хотя я и не позволял ему увидеть меня таким, какой я есть, это никак не повлияло на наше взаимопонимание.
– Не должна? В тот день я отправилась на ваши поиски, и у Агнес не осталось другого выбора, кроме как последовать за мной.
– Ее смерть была несчастным случаем. – Мою ложь заглушает ее смех, полный боли.
– Отец сказал, что я должна довольствоваться тем, что коронер не вынес вердикта о самоубийстве. Они даже не взглянули на синяки на ее шее. Меня больше никто никогда не послушает! Может, я проклята, как Кассандра из Трои?