— Ну, я уж как-нибудь.
Переправа в сумерках показалась мне плохой идеей. По-видимому, не только мне. У некоторых попутчиков и о предыдущей, дневной попытке остались страшноватые воспоминания.
— Насколько я помню, по ночам эти твари спят, — как-то не очень уверенно заметил Тляк.
— Насколько я помню, ты говорил, что раньше их здесь вообще не было, — не удержался от ехидства я.
Карлюк и сам понимал, что никого не успокоил своим заявлением, и от того лишь сильнее горячился:
— Ну, если хочешь, можешь заночевать здесь.
— А может, лучше сразу вернёмся в становище? — предложил я. — Или прикажешь мост тебе построить?
Понятно, что все устали, но ведь не больше моего! Надоело ловить на себе взгляды, полные невысказанного упрёка: «Ты же колдун! Сделай так, чтобы всё обошлось». Пока не припекло, обо мне ни Кут, ни Тляк не вспоминали, сами распоряжались. А теперь началось: погоню останови, высосалей разгони, да ещё и через реку перенеси.
И дальше, как я понимаю, будет только хуже. Если нахты не передумали, то и на том берегу нас в покое не оставят. Ещё, как минимум, пять дней идти по болотам, отбиваясь от их наскоков? Нет, я точно выдохнусь. А без меня и остальные долго не продержатся. Нужно придумать какой-то другой выход.
— А почему именно мост? — спросила вдруг Шая. — Может быть, плот?
Давненько, однако, она свой голос не подавала! И лучше бы молчала и дальше.
— И куда мы на нём поплывём? — спросил за меня Кут. — К озеру, где этих тварей ещё больше?
Я не совсем понял, кого он и мел в виду — высосалей или нахтов, но в любом случае был согласен с ним. Чуть ли не в первый раз за весь поход.
— Если не наклоняться над водой, они тебя не увидят, — вступился за дочку Олтей. — По течению быстро доплыли бы. А верстах в двадцати за озером степь начинается. Туда нахты за нами не сунутся. Я бы рискнул.
— Это ж крюк какой! — протянул Кут и вопросительно посмотрел на карлюка. — Когда ж мы домой-то вернёмся?
Тот лишь нерешительно почесал бороду. Возвращения нам и так никто не обещает. Надо же! Всю дорогу выясняли, кто здесь главный, а теперь и приказ отдать некому. Осталось только со свинами посоветоваться.
— А по мне так лучше сто вёрст по сухой земле пройти, чем десять — по болоту! — продолжала настаивать Шая.
Тут она, конечно, права. Но вообще-то мне всё равно, до чего они договорятся. Я спать хочу.
— Э-эй, Луфф, не отключайся! — дёрнул меня за руку Тляк. — А деревья на плот кто рубить будет?
— А разве кроме меня некому? — спросил я, с трудом открывая глаза.
— Так ведь у тебя быстрей получится, — ловко выкрутился карлюк. — Давай, свали нам десятка два дубелей, а потом хоть сутки напролёт спи.
Заманчивое предложение, что и говорить.
Неподалёку от переправы на пригорке пристроилась жалкая кучка хилых, кривоватых деревьев. Судя по всему, их и имел в виду Тляк. Ничего более подходящего я всё равно не приметил.
— Ну, смотри! Если обманешь, в крысюка превращу!
Я небрежно махнул рукой в сторону деревьев и, даже не поинтересовавшись результатом — ясное дело, что упадут — хотел было пристроиться на отдых.
Хорошо, что Тляк так и не отпустил мою руку. Крайний, самый высокий из дубелей, рухнул как раз на ту кочку, где я собирался улечься. Карлюк еле успел рвануть на себя рукав моей куртки, и мы вместе повалились во влажный, но мягкий мох.
Что ж, тоже не плохо. Разбудите меня перед отплытием…
Глава 15
Таможенный инцидент
Пинкель
Как ни странно, Пинкель совершенно не волновался. Переход, которым вюндерцев стращают сызмальства, воспринимался как нечто будничное и малоинтересное. После оглашения приговора жизнь потеряла прежний смысл. А человека, которому плевать на собственную судьбу, трудно заставить бояться. Ему пришлось стать одним из козлов отпущения в связи с кошмарным происшествим на публичной казни. На массовом мероприятии погибли десятки людей, в том числе члены Магистрата — событие чрезвычайное, а потому кто-то должен понести ответственность. Основной удар бюрократии пришелся по городской страже и криминальному департаменту. Пинкель имел прямое отношение и к тем, и к другим, потому стал отличным кандидатом для показательного наказания за преступную небрежность. Оправдываться и спорить с чиновниками не имело никакого смысла.
Теперь уже безразличный ко всему Пинкель понуро плелся за остальными, замыкая группу выселенцев, среди которых оказались «провинившиеся» вместе с ним бывшие стражники, парочка добровольцев из обнищавших горожан, и дюжина юношей из церкви — обычная ежемесячная поставка для веркуверов.