В тон ему, я ответил:
— Слишком много вшей развелось в этих волосах!
— Что? — Хлофель обернулся и удивленно воззрился на меня, словно видел впервые. — О чем ты, Луфик?
Тысяча чертей! Ненавижу, когда меня называют Луфик!!!
— Вшей, говорю, много развелось, — промычал я сквозь до боли стиснутые зубы.
Никаких обид. Надо держать себя в руках. Не для того пришел, чтобы обругать старого алкаша и убраться прочь, скорчив обиженную мину.
— Пояс у меня спёрли, — без лишних церемоний сообщил я. — Со спящего сняли, мерзавцы.
Я ожидал какой угодно реакции: страха, сочувствия, насмешки или презрения, наконец. Но такой…
Хлофель остался совершенно невозмутим. Хоть бы ради приличия скорбную рожу состроил, сволочь этакая!
— Понятно. Может теперь пить бросишь — времени уже ведь в обрез. Не до того…
Мое лицо от возмущения сделалось, наверное, багровым:
— Ты понимаешь, Хлофель, что говоришь⁈ Совсем из ума выжил?
— Да успокойся ты, Луфик. Я просто…
— Не называй меня «Луфик»!!! Никогда!
Хлофель вздрогнул от неожиданности и даже слегка побледнел:
— Как скажешь, приятель, — старик энергично затеребил мочку сморщенного уха. — Не нервничай ты так. Не завтра помираешь ведь. Придумаем что-нибудь…
— Что придумаем⁈ О, Боже, осталось-то у меня лет двадцать всего! — вроде бы я снова был на грани истерики.
— Ну, это ты загнул. Молод пока — ещё и полсотни, если не больше, протянешь. Наверное…
— Спасибо, утешил.
— За то какие это будут годы! — Хлофель не унывал, воодушевленно расписывая открывающиеся передо мной перспективы. — Можно смаковать каждый день, минуту! Не распыляться на тоску и ожидание неведомо чего!
— Вот сам бы и попробовал, — угрюмо пробормотал я. — Не распыляться…
Злиться уже почему-то не оставалось сил. Душу заполнило странное, неестественное спокойствие. А, плевать на все! Обидно, конечно, но что ж тут поделаешь…
А Хлофель снова забылся, размышляя вслух с самым, что ни есть, беспечным видом:
— Умирает, в конце концов, каждый. А вот живут по-настоящему далеко не все. Сейчас я часто задумываюсь над этим. Стоит ли моя долгая, но пресная жизнь пары десятков лет, насыщенных настоящими приключениями? Получив дар так называемого бессмертия, я все время трясся за свою бесконечную жизнь, боялся случайно прервать её, нелепо напоровшись на чей-нибудь нож, например… Из-за этого и просидел пол жизни дома.
Сказать было нечего. Все-таки Хлофель принялся меня утешать. А это могло означать только самое худшее.
Я повернулся, чтобы уйти.
— Хотя, в принципе, можно сделать новый пояс, — неожиданно произнес Хлофель.
— Что⁈ — я еле не упал, резко развернувшись на каблуках. — Ты сказал…
— Новый пояс. Да. Теоретически…- несколько нерешительно кивнул старик. — Просто нужны деньги. Очень-очень много.
— Купить пояс? — я не верил своим ушам. — Купить жизнь за жалкие золотые кругляши? Хм. Но ведь все пояса именные. И действуют только на своем владельце…
— О, Луфф! Ты прожил на свете лет восемьдесят, но до сих пор не удосужился поинтересоваться, как устроен твой пояс! — Хлофель закатил к потолку глаза и тяжко вздохнул. — Как ты думаешь, зачем грабителям он понадобился, если пояс действует только на тебе?
Вот так да! И правда, я даже не задумывался над этим. А стоило, наверное…
— А, действительно, зачем?
Хлофель надменно фыркнул и медленно, как младенцу, принялся мне втолковывать:
— Что в поясе является самой важной его частью? Не знаешь? Запомни: энерхаллы! Именно они не позволяют телу состариться. Или вернее: не дают ему развалиться слишком быстро, растягивая этот отвратительный процесс на столетия. Так вот, энерхаллы — это главный компонент любого пояса и самый дорогостоящий из них. По сравнению с ними, все остальное второстепенно, как второстепенна оправа в ожерелье из драгоценных камней. И полоса, на внутренней стороне которой фиксируется имя владельца, и металлический корпус — все это уже не так значимо. Я уверен, что твоих грабителей интересовали именно эти кристаллы. Они стоят огромных денег, а остальное, в конце концов, можно и переделать.
Скажу честно, слова Хлофеля меня по-настоящему ошеломили. Я и подумать не мог, что все так банально, примитивно и, на первый взгляд, слишком уж просто. Пояс всегда представлялся мне чем-то сакральным и таинственным, изготовленным посредством непостижимых ритуалов и обрядов из… из… Из черт знает чего, но, по крайней мере, не каких-то там кристалликов!
— Слушай, Хлофель, так к чему тогда, вообще, обряд инициации аристократа? И почему вручение пояса проходит в день совершеннолетия? Мы же теряем время! Если бы меня инициировали в младенчестве, сейчас бы я выглядел мальчуганом лет восьми-девяти.