- Да ты хоть понимаешь, что натворил, Пинкель? Мало того, что вёл незаконную слежку за уважаемыми представителями святой церкви Господа нашего, - шеф привычно закатил глаза к потолку и правой рукой коснулся ширинки брюк. – За одно это я больше часа оправдывался в главной префектуре. Так нет же, тебе ещё понадобилось ворваться в дом настоятеля и причинить серьёзный вред его здоровью!
- Но ведь пастору грозила опасность, - робко возразил инспектор и едва успел увернуться от пролетевшей над головой папки с его же собственным делом.
- Ах, ты, засранец! – начальник разошёлся не на шутку. – Он ещё будет умничать! Благодари Бога, что настоятель оклемался и смог подтвердить твои слова. А то сидел бы ты, умник, сейчас в камере. Ну да ладно, даже это я смог бы как-то замять. Но чем ты обезвредил преступника? Секретным оружием, которое пока даже не поступало в распоряжение департамента! Как мне объяснить Магистрату, откуда оно у тебя взялось?
- Я не могу вам этого сказать, господин Гейдл, - пробормотал Пинкель, опустив голову.
Он догадывался, что не справится с бывшим веркувером в честной борьбе, и потому подключил старые связи, обратившись к знакомому контрабандисту. За парнем числился давний должок – пришло время расплатиться. Склянка с веркуверской отравой, надо признать, сработала на славу. Но пусть его теперь хоть из города выселят, инспектор своих людей не сдаст – дело принципа.
- Тоже мне, герой! – уже мягче усмехнулся шеф. – Оружейник Зидль, ранее уже находившийся под подозрением по поводу контрабанды, во всём сознался. Да не волнуйся ты так, ничего с ним не случится. Он же гений. Такими людьми Магистрат не разбрасывается. Штраф и отлучение дважды по сорок дней – вот и всё наказание. А вот тебя, Пинкель, мне отстоять не удалось…
Шеф тяжело вздохнул и наконец-то сел в кресло.
- Собирайся! С сегодняшнего дня ты переводишься в городскую стражу. На испытательный срок – в чине капрала. А потом, может, и в поручики выбьешься. А вот когда тебя теперь в церковь пустят, я даже приблизительно сказать не могу. Всё, свободен!
Больше не обращая внимания на бывшего подчинённого, Гейдл снова поднял глаза к небу:
- Господи, с кем приходится работать?! Этот хоть ещё через раз думал – то головой, то жопой. А остальные ведь соображать совсем не умеют.
- Шеф! – прервал его сетования Пинкель, которому терять было уже нечего.
- Ну, что тебе ещё, капрал?
- Скажите, шеф, это был он?
- Кто – «он»? Какой «он»? – Гейдл не сразу понял, о чём идёт речь. – Ах, о-о-он! Да, тот самый беглец. Веркуверы его уже опознали. Хотя и с трудом.
- Почему с трудом?
- Да я и сам не понял. Говорят, он раньше был худым. А теперь похож на торговца с хлебного ряда.
- И что с ним теперь будет?
Пинкель вряд ли смог бы объяснить, почему его волнует судьба пойманного преступника, но почему-то это казалось важным.
- Казнят, разумеется, что ж ещё с ним делать? – равнодушно ответил шеф. – Правда, миссия требовала, чтобы преступника выдали Ордену. Но Магистрат упёрся. У нас у самих развлечений мало. А парень там у себя особых бед не натворил, даже веркуверов он ухлопал уже здесь, в городе. Так что по договору мы имеем право его судить. Уже и карусель на Рыночной площади установили. Только придётся немного подождать. Крепко он твоей гадостью надышался, до сих пор не пришёл в сознание…
- Эх, Пинкель! – без всякого перехода снова завздыхал Гейдл. – Что же ты наделал, дуралей?! Это же могло быть твоё лучшее дело!
Луфф
- Господин волшебник, а колдовать — трудно? - молодая глыбарьская самка окликнула меня говорящим, как у настоящего человека, ртом. Всё никак не могу к этому привыкнуть…
Похоже, обитатели деревни окончательно расслабились, приняв меня за своего. Сначала только фрайчата осмеливались дразнить из-за угла. А теперь, хоть староста и запретил беспокоить господина мага по пустякам, полезли все подряд, безбоязненно. Даже самки.
- Нет, ничего особенно трудного, - пересилив себя, честно ответил я.
До чего же вы докатились, милейший Луфф! Беседы с самками. Их здесь, правда, называют женщинами, в крайнем случае девками или бабами, но разве это что-то меняет? Хотя, если разобраться, разговаривают же фраи со своими домашними животными - свинами - и ничего предосудительного в этом не видят. Чего ж я так переживаю?
- А вы долго на волшебника учились?
- А я совсем не учился. Само как-то получается.
В том-то и дело, что на самом деле переживать есть из-за чего. Выяснилось, что порошок, которым меня снабжает Бо, имеет прелюбопытнейший побочный эффект. С одной стороны, приятный, показывающий, что я практически восстановился после болезни. А с другой... Делает из меня религиозного фанатика, да вдобавок изрядно мешает при ходьбе. Даже в юные годы я такого позыва к молитве не испытывал. А тут, как нарочно, эта самка рядом вертится. Молодая, крепкая. Подумаешь, что я ростом ей до плеча – это не главное. В нашем храме таких крупненьких, в теле, выделяли самым уважаемым прихожанам. А здесь-то и храмов нет. И вообще всё очень запутано. Большинство самок принадлежит кому-то из фраев. Но те либо сами молятся с ними, либо берегут для последующей продажи. С самими фраями я бы ещё попытался обговорить условия сделки, но Тляк утверждает, что нужно вдобавок спросить согласия женщины. Чёрти что! Признаться, это уже выше моего понимания.
- Господин волшебник, - не унималась самка, - а может, вы и мне покажете что-нибудь волшебное?
- Да с удовольствием!
И действительно, чего тут умничать? Дело-то нехитрое. Почему бы и не показать. Хрясь!
Кажется, я опять сделал что-то не так. Непонятно только, что именно. Хотел просто проверить, готова ли она, только и всего. Это ж каждому известно, что молиться с неподготовленной самкой - большой грех. Потому в храмах подготовкой самок специально занимаются молодые послушники. А здесь как определить? Тем более, что фрайские женщины всегда ходят в одежде, даже в самую жаркую погоду. Вот я и засунул руку ей под одежду, для проверки. А она в ответ своей лапищей... Да со всей глыбарской силушки мне по морде. За что, спрашивается?
А главное, спросить уже не у кого. Самка раскраснелась, заплакала слёзно (ещё один непонятный обычай) и с громким воплем побежала куда-то вдоль по улице. И что-то мне подсказывает, дальше объясняться придётся уже не с ней, а в лучшем случае с Тляком.
Увы, сегодня был не мой день. В облаке пыли, ещё не осевшем после грациозного пробега глыбарихи, появились очертания старосты. В поселке им считался Бо, как известно.
- Всё! - кричит, - кончилось моё терпение! Из-за тебя девкам теперь из дома не выйти. Убирайся на хрен из моей деревни!
Девки, как объяснял Тляк, это предназначенные для продажи молодые самки. И как же, интересно знать, я мешаю им выходить из дома? Или он эту глыбариху имеет в виду? Так я же не хотел ничего дурного, наоборот.
- А в чём, собственно, дело, уважаемый Бо?
Не то чтобы я спрашивал всерьёз, просто хотелось как-то успокоить пожилого глыбаря. Слишком уж рожа у него раздулась от гнева, того и гляди хватит удар.
- Если тебе так уж тягостно моё присутствие, я могу уйти. Пусть даже ты сам приглашал меня погостить. Вот только кричать не нужно, я в экстремальных ситуациях себя не контролирую. Да ты и сам должен помнить, что случается, если меня как следует напугать.
- А ты мне не грози, умник! - ответил Бо, всё же заставляя себя успокоиться и перевести дыхание. - Тебе велено упражняться в колдовстве, а не девкам под подол лазить. И так уже молодёжь, на тебя глядя, начинает лениться. Мой младший вчера так и сказал: я, мол, колдуном стану, когда вырасту. Колдуны не работают, а только ходят по двору и о волшебстве думают.
- Ах, вот в чём дело! - усмехнулся я. - Разумеется, я бы мог поработать. Работяга из меня что надо! Вот только спина, знаешь ли, всё ещё побаливает. Вдруг совсем слягу, и кто тогда будет деревню от веркуверов спасать? Ты что ли, старый болтун?
- Да ты сам хуже любого веркувера!