Другое дело, когда следователь умышленно фабрикует какое-то доказательство и предъявляет его подозреваемому. Это уже мошенничество и злоупотребление служебными полномочиями.
Но то, что мы собирались сделать, как раз и было фабрикацией доказательства. В чистом виде. И говоря по совести, мы не знали, какую реакцию мужа Светловой повлечет предъявление этого сфабрикованного доказательства; он может вообще схватиться за сердце, упасть и умереть. И что мы тогда будем делать?
Битый час мы обсуждали моральную сторону задуманного предприятия. Алена была целиком на стороне Горчакова, то есть за эксперимент, что меня окончательно убедило в полной беспринципности журналистской братии; впрочем, и следовательская не лучше, и оперативная. Чуть позже к нашему обсуждению присоединились Мигулько с Синцовым, а там и муж пришел с работы. И я оказалась в меньшинстве, вернее — в единственном числе со своими моральными терзаниями.
Логика оппонентов была такая: если это муж грохнул жену и прикопал ее в канавке, то наши дешевые подходцы на признание его не подвигнут. Он клюнет на уловку, только если искренне считает, что его жена жива. А если он и вправду считает, что жена жива, то пусть расскажет, зачем ему понадобилась крупная сумма как раз в период, когда она исчезла, и кто и почему заставил его молчать.
— В конце концов, это наш единственный шанс узнать правду, — убеждали они меня хором. — Светлов — единственный, кого мы хоть как-то раскачали, и сейчас достаточно небольшого усилия…
— Ты же знаешь, Маша: Светлов — наш единственный шанс. Банкир на порог не пускает, дипломатические родители вообще жалобу накатали, к ним тоже не сунешься. Про Удалецкую и спросить не у кого…
А кончилось все тем, что они решили: а что это они вообще спрашивают у меня разрешения? Текст есть, и ничто им не мешает пустить его в дело.
«Прошу тебя сказать им всю правду. Это очень важно для меня. И для тебя, и для нашей девочки. Очень прошу».
— Как вы только это сделали? — восхитился Мигулько, прослушав запись этих слов, произнесенных голосом Инны Светловой.
Алена объяснила, что, многократно перезаписав фонограмму радиопередачи, она аккуратно вырезала из нее нужные нам слова, а потом склеила обрезки в другом порядке, составив этот текст.
— Вот смотрите: мы с Машей расшифровали фонограмму, написали на бумаге. Вот: «— Я? Конечно. Я ведь живой человек. Сказать правду, у нас в женском коллективе бывают конфликты, и даже не производственные, а просто бабские ссоры. Но очень редко, только если кто-то срывается из-за пустяка.
— Например?
— Например, кто-то пил чай и не помыл за собой чашку, а тебя это раздражает. Бывает ревность…
— К кому? К клиентам вашей фирмы?
— Ну… Бывает, и к клиентам нашей фирмы. Но повторяю, это бывает очень редко. И тот, кто сорвался, потом очень переживает. Девочки у нас хорошие.
— Инна, а вы дружите с сослуживицами? Или встречаетесь только на работе?
— Дружу, но не со всеми. У меня есть близкая подруга с работы.
— Очень близкая?
— Очень. Пожалуй, самая близкая.
— Как вы считаете, то, что вы работаете вместе, укрепляет вашу дружбу или, наоборот, угрожает ей?
— Наверное, укрепляет. У нас общие интересы, и для нашей дружбы это важно…
— Инна, вы просите у сослуживиц деньги в долг?
— Бывает, прошу.
— А были случаи, что вам отказывали?
— Нет… Нет, не припомню такого. Мы доверяем друг другу, это очень важно для меня…» Ну, и так далее. Вот, мы нужные нам слова пометили, я резала фонограмму и аккуратно, в нужной последовательности эти слова склеивала, чтобы получилась просьба.
— Фантастика! — восхитился Мигулько. — Значит, муж послушает, узнает голос жены и все расскажет?
— Будем надеяться, — сказал Горчаков. После этой ювелирной работы по созданию послания с того света он стал смотреть на Алену как на божество. Да, похоже, Алена им уже может вертеть, как хочет.
Единственное, что настораживало в этой клееной фонограмме, — интонация.
Конечно, слова, выдернутые из другого контекста и составленные потом в произвольном порядке, просто по определению не могли звучать, как гладкая связная речь. Неизбежны были паузы, стыки, словно говорящий глотает окончания, и неверно расставленные акценты, даже в таких коротких фразах Но, как это ни странно, такая неровность речи придавала посланию некую убедительность. Создавалось впечатление, что женщина запинается потому, что очень волнуется, и у нее перехватывает дыхание.
Бесспорно, это была мастерская работа, я искренне аплодировала Алене.
Осталось дать послушать то, что у нас получилось, мужу Инны Светловой. И надеяться, что он внемлет потустороннему голосу жены. И расскажет нам, что же произошло на самом деле.
17
Моральную ответственность за происходящее сняли с меня опера — Мигулько с Гайворонским и Андрей. Мигулько вообще сказал, что им эти рефлексии чужды, и он лично глубоко убежден: чем меньше опер знает Уголовно-процессуальный кодеке, тем лучше, потому что когда про запрет не знаешь, легче его нарушать. А Гайворонский добавил, что, с его точки зрения, допустимы все приемы, кроме пыток. А иногда и пытки не повредят: мне ли не знать, каких удивительных ублюдков земля носит.